Нина Молева - Ее звали княжна Тараканова

Книга Кастера получает исключительный резонанс. Тем более что настроения Французской революции оживали и в России, тем более что именно в эти годы разрастается восстание Тадеуша Костюшко. Первые годы царствования Александра I были наэлектризованы ожиданием реформ, потребность в которых не удовлетворялась. К тому же одновременно с книгой Кастера в Париже выходит другая книга — «Секретные и критические воспоминания о дворах, правительствах и нравах главных государств Италии» Горани, почти тут же переизданная в Кельне. Снова Тараканова, снова никаких сомнений в ее царском происхождении и смерти в крепости, как утверждает автор, под кнутами палачей.

Но если спустя шестьдесят лет «сенсационная книга» Кастера продолжала вызывать негодование чиновников II Отделения Собственной канцелярии, то почему в момент ее появления не было сделано ни малейшей попытки разоблачить автора? Когда написанная Вольтером по заказу самой русской императрицы история Петра I не устроила заказчицу, поспешила же Екатерина II выпустить в свет опровержение, так называемый «Антидот» — противоядие, имея в виду скорректировать неуместные выводы фернейского патриарха. Именно скорректировать — приближенная императрицы камер-юнгфера Анастасия Соколова в своей частной переписке иронически заметит, что «Антидот» куда как далек от исторической истины, которая, впрочем, никогда и не была его целью. Вопрос же Таракановой поднимает революционный Париж, а вслед за ним пусть совсем не революционный, зато непосредственно причастный к истории княжны Голштейн.

Откликов в русской печати не последовало, хотя почти все перечисленные участники событий еще были живы. Жив А. Г. Орлов, правда, проводящий теперь время вдали от двора, в Москве. Жив де Рибас, только что получивший чин вице-адмирала, командующий Черноморским гребным флотом, награжденный множеством орденов, в чьем доме продолжает бывать императрица. Жив Иван Христинек. Жива, наконец, скрытая за монастырскими стенами Тараканова — Досифея.

Только ни Кастер, ни Горани не были первыми в своих утверждениях. Еще при жизни «самозванки» и задолго до ее похищения французский королевский историограф Шарль-Пино Дюкло в «Секретных мемуарах о Франции» коснется личной жизни Елизаветы Петровны. Склонный к грубоватой иронии, резкий в суждениях, но и на редкость требовательный в отборе фактов, Дюкло напишет в начале 1770-х годов, что Елизавета имела троих детей, воспитывавшихся у доверенной особы — итальянки Иоганны, которая при русском дворе официально считалась их матерью. Не изданный при жизни труд историка Ш.-П. Дюкло увидит свет в 1806 году в Париже. И это как раз в то время, когда, казалось, могут завязаться добрые отношения между империей Наполеона и Александром I и еще носится в воздухе проект брачного союза Бонапарта с одной из великих русских княжон.

В 1809 году к потоку сообщений о княжне присоединяется такой исторический авторитет, как Гельбиг, — в Тюбингене выходит его книга «Русские избранники». Саксонский посланник в России, Гельбиг много видел и умел смотреть. На дипломатической службе он точно знал, как велика цена факта и опасна сенсационность слуха.

Его сведения о личной жизни Елизаветы оказываются наиболее обстоятельными, связанными с датами, именами, легко проверяемыми фактами.

Гельбигу известны двое детей русской императрицы: от А. Г. Разумовского — сын, носивший фамилию Закревского, от И. И. Шувалова — дочь, родившаяся в 1753 году и называвшаяся Таракановой. Последняя воспитывалась при дворе у доверенной служительницы-итальянки под видом ее ребенка. После смерти матери Тараканова была отвезена своей воспитательницей в Италию, где неоднократно виделась с И. И. Шуваловым, жившим в Риме в течение 1768–1773 годов. Закревский же находился на гражданской службе.

Предположим, все здесь было заведомой выдумкой и ложью. Но почему русское правительство, сама Екатерина II не выступили с опровержением и на этот раз? Разве не проще было признать родственную связь с Елизаветой Петровной безликой инокини Досифеи или доказать, что она и была той самой похищенной особой, — заставить Тараканову хоть на мгновение появиться на сцене? И тем не менее Екатерина, Павел, Александр I один за другим предпочитают все ту же политику умолчания.

Вопросов становилось все больше и больше. Книга Гельбига появляется в год смерти Досифеи. Если что-то мешало обнародовать ее показания при жизни, то что препятствовало это сделать у свежей могилы? Как-никак известная реабилитация двора. А может, все обстояло совсем иначе?