Владимир Хабур - Мирное время

Нет, это не от низкой культуры, а от бедности люди пользовались одной пиалой, одной ложкой, сидели на полу. И ситцевую одежду они носили не потому, что ситец лучшая из тканей, а потому, что он - самый дешевый.

Из книг и рассказов знакомых Виктор постепенно, по крупицам узнал историю таджиков, одного из древнейших на земле народов, узнал о великой таджико-иранской культуре, давшей миру гениальных поэтов, ученых, мыслителей. Имена Фирдоуси, Абуали-Ибн-Сины, Рудаки стали близкими и понятными, когда он услышал их стихи.

Виктор рано научился читать, любил книги, видел в музеях картины великих художников, бывал в театрах и кино, и ему казалось странным, почти сказочным, что при жизни его поколения могут существовать народы, не читающие напечатанных в типографии книг и газет. А ведь в Бухарском эмирате не имелось книгопечатания, не издавались газеты, да и грамотных почти не было, чтобы их читать.

Виктор видел документы, где на одну корявую роспись приходились десятки оттисков пальцев, намазанных химическим карандашом.

Это был обетованный край для ученых. Молодая Советская власть отбирала у богачей землю и наделяла ею бедняков. Прокладывались оросительные каналы, чтобы вырастить посевы на бывших байских полях. Строились школьные здания, чтоб покончить с вековой неграмотностью. Но широкие исследования археологов и историков, геологов и географов пока не проводились. На карте республики до сих пор бросались в глаза белые пятна неизученных областей, и геологи могли только гадать о богатствах, скрытых в земных недрах.

Как немые свидетели былой культуры, преодолевшие всесокрушающее время, войны и нашествия завоевателей, высоко в горах стояли руины замков, развалины крепостей и древних сооружений.

Столетия страшного гнета тяжким грузом лежали на плечах умного, трудолюбивого народа. Жестокие казни ждали всякого, кто посмел бы возмутиться против порядка, установленного богом и эмиром. И все же, когда переполнялась чаша терпения, народ-пахарь становился народом-воином, и тогда реки окрашивались кровью борцов за лучшую долю. Беспощадно и жестоко подавлялись восстания, но народ хранил в памяти имена героев, слагал о них песни и легенды.

Как, возвещая приход нового дня, над горами восходит утренняя заря, осветила своими лучами эту исстрадавшуюся землю Октябрьская революция. Обнищавший, придавленный многовековым гнетом, но не покорившийся народ, расправил, наконец, плечи и могучей поступью зашагал вперед, в светлое будущее.

В этом краю - безраздельной вотчине бухарского эмира - русский народ никогда не выступал в роли угнетателя и эксплуататора и стал любимым, желанным другом и братом таджиков. Русский большевик, суровый и добрый, мудрый и смелый, помог таджику не только освободиться от жестоких и алчных баев-кровососов, но и научил строить новую жизнь.

Семена этой жизни упали на плодородную почву и, пробивая тысячелетнюю толщу феодального уклада, давали молодые, но уже крепкие всходы. Всюду, где бы Виктор ни бывал, он видел перемены, принесенные Советской властью на древнюю таджикскую землю.

Но старое, отжившее, не сдавалось без боя. Освободившемуся народу нужно было разобрать на своем пути немало завалов, решительно расчистить дорогу. После недолгого любования экзотикой, Виктор понял, что борьба за новую жизнь предстоит серьезная.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ХОДЫЧА ИЩЕТ СЧАСТЬЯ

Город встретил Ходычу пылью и жарой. По улицам ходили загорелые веселые люди. Девушке все улыбались. В Наркомате ее встретили с радушной улыбкой, усадили за искалеченный ремингтон и дали печатать ворох бумажек. Здесь уже давно не было машинистки, и работы накопилось много.

Ходыче понравился город и его гостеприимные жители. Окончательно почувствовать себя счастливой ей мешали заботы о квартире. В общежитии наркомата не было ни единой свободной койки. Первые ночи Ходыча спала на полу в канцелярии, но комендант не разрешил ночевать в Наркомате больше трех дней. Молодая уборщица отвела Ходычу к своей знакомой и уговорила её дать девушке угол. Хозяйка, толстая, оплывшая жиром женщина лет пятидесяти, внимательно осмотрела Ходычу. Ее маленькие, белесые глаза хитро поблескивали из-под широких бледных век, над которыми нависали когда-то рыжие брови. Переваливаясь с ноги на ногу, она тяжело ходила по комнате, вместе с Ходычей устанавливала в угол кровать, подвешивала ситцевую полинявшую занавеску.

- Здесь, доченька, как в раю будешь жить, - хрипло говорила она.