Владимир Хабур - Мирное время

Город становился музеем невиданных вещей. Приезжая на базар из далеких горных кишлаков, люди впервые в жизни видели автобус и граммофон, примус и велосипед, электрическую лампочку и многое другое. О чудесах нового города в горах ходили легенды, путники пели о них песни, слепые нищие сочиняли стихи.

Люди нового города жили в тесных глиняных мазанках, под навесами, а то и в палатках, но работать ходили в светлые каменные дома с блестящими полами и большими окнами. Быстро покрывалась булыжником первая в городе, главная Ленинская улица.

Там, где кончался старый базар - пыльный, грязный, с глухими закоулками, с тесными лавчонками и кустарными мастерскими, - там, посредине небольшой площадки на сером граните пьедестала высился памятник: бронзовый Ленин протягивал руку вперед - в будущее.

Позади памятника доживал свой век старый, нищий и невежественный кишлак - последнее пристанище "его высочества" Саид-Алим-хана, эмира бухарского.

Впереди - куда указывала бронзовая рука вождя - разбегались прямые и широкие улицы только что по строенного города. С утра они пестрели халатами, тюбетейками, белыми рубахами. Прижимаясь к заборам, проходили закутанные в серые паранджи женские фигуры. Пылили редкие автомобили, ехали всадники. Затем наступало затишье. После полудня, когда становилось нестерпимо жарко и закрывались на перерыв все учреждения, улицы снова наполнялись людьми, они растекались по дворам, столовым и чайханам, и город замирал, наблюдая за медленно уходящим солнцем. А когда оно прикасалось к зубцам Гиссарского хребта, из дворов снова выходили бронзовые люди и заливали уличную пыль теплой арычной водой.

Солнце закатывалось. От политых улиц поднималась влажная духота. Пахло мокрой пылью. Быстро густели короткие субтропические сумерки, всходила желтая луна. Во дворах звенела посуда - собирались ужинать. Пел под звуки дутара высокий мужской голос. Долго звучала в вечерней тишине нежная, тоскующая мелодия песни.

Возвратившись домой, Виктор до позднего вечера рассказывал Леньке о городе, который, как ему казалось, он весь обошел и осмотрел. На следующее утро Виктор провожал уезжающего в Гарм Леньку. Они долго, с видом знатоков, выбирали в караван-сарае коня, приценивались, ощупывали расписное деревянное седло. Все Лепькино имущество было уложено в хурджум. Виктор пожал руку человеку, с которым проделал огромный путь от далекой Москвы. Неуклюже подпрыгивая на неудобном седле, Ленька рысцой поехал по улице.

Виктор постоял, посмотрел ему вслед. Стало грустно, и он медленно пошел прочь. Хотя Виктор знал Леньку дней десять, сейчас ему показалось, что он остался совсем одиноким в этом далеком и необыкновенном крае.

Виктор перебрал в памяти события последних дней и подумал о том, что придется много работать. И это хорошо!

Работы он не боится, - вырос не белоручкой. Пока жили с отцом, все шло как у людей. Правда, отца он знал мало. Когда в четырнадцатом году тот ушел на фронт, Виктор был еще совсем малышом. Потом отец вернулся - худой, небритый и веселый, в старой шинели, с винтовкой и шашкой (он служил в артиллерии). И сразу же началась революция. Отец неделями не ночевал дома. Виктор знал, что он свергал буржуев, брал Зимний, охранял Смольный. Потом отец вернулся на завод, надел старую черную куртку и немного пожил дома, как все. А в двадцать третьем году он снова уехал куда-то под Пензу. Там его и убили кулаки в дальней глухой деревне. Через два года мать вышла замуж за человека, который нигде не работал и большей частью сидел дома. Виктор не любил этого хилого мужчину, с тонкими усами, холодными серыми глазами, скользкого и ехидного. С первых дней между мальчиком и отчимом установились вежливые враждебные отношения. А когда Виктор поступил на отцовский завод и стал зарабатывать себе на жизнь, он ушел из дома и снял комнату в большой квартире бывшей генеральши на Покровке. Генеральша, толстая, все еще важная старуха, сдавала лучшую комнату с тремя окнами на Фонтанку двум холостым служащим банка, а остальные четыре комнаты с дверями в общий коридор отдавала жильцам попроще. У Виктора оказалась небольшая зеленая комната с видом на стену соседнего дома, плохо меблированная, но зато недорогая.

На заводе Виктора приняли в комсомол, он с жаром взялся за работу в ячейке, после смены подолгу оставался в комитете. Вскоре его избрали членом бюро. Время было бурное. Повсюду шли собрания - ячейковые, районные, городские. Подняли голову троцкисты. Они особенно активно выступали на заводах и фабриках - стремились привлечь на свою сторону рабочих ребят. Все их попытки оканчивались провалом: на каждого оратора-троцкиста приходилось по десятку выступавших в защиту генеральной линии партии. Страсти разгорались, троцкистов часто стаскивали со сцены и не всегда им удавалось уйти с собрания без хороших рабочих тумаков.