Амеде Ашар - Плащ и шпага

Олимпия положила локоть на стол. Упавший кружевной рукав открывал изящную белую руку, а черный, живые глаза блестели шаловливо. Она нагнула голову к Югэ и с вызывающей улыбкой продолжала:

- Можно бы подумать, что я вас люблю, а это, может быть, только так кажется!

Вдруг она обхватила руками его шею и, коснувшись губами его щеки, спросила:

- Ну, как же ты думаешь, скажи?

Он хотел удержать её на груди, она вырвалась, как птичка, выскользнула у него из рук и принялась бегать по комнате, прячась за кресла и табуреты, с веселым, звонким смехом. Бегая, она тушила веером свечи, полумрак заменял мало помалу ослепительное освещение, но даже в темноте Югэ мог бы поймать её по одному запаху её духов. Она давала себя поймать, потом опять убегала.

Наконец, усталая, она упала в кресло; руки Югэ обвили её гибкий стан; она наклонила головку к нему на плечо и умирающим голосом прошептала:

- Так вы думаете, что я вас люблю?

Голова её ещё покоилась на его плече, как вдруг, открыв глаза и улыбаясь, она сказала:

- Да, кстати! Мне кто-то сказал на-днях, не помню, кто именно, что вы идете в поход с графом де Колиньи? Я рассмеялась.

- А! - сказал Югэ, - почему же это?

- Хороший вопрос! Разве я была бы здесь, да и вы тоже были бы здесь, если бы должны были уехать?

Монтестрюк хотел отвечать, она перебила его:

- Вы мне скажете, может быть, что я это знала, что вы мне это говорили и что я ничего не имела против.

- Именно.

- Да, но я передумала. Все изменилось. Чего вам искать там, чего бы не было здесь?

- Разумеется, если бы я хотел искать в этой далекой стороне, наполненной турками, прелесть и красоту, было бы глупо бежать отсюда.

- Ну?

- А слава?

- А я?

Югэ не отвечал. Он смутно понимал, что начинается решительная борьба.

- Вы молчите? - продолжала она, бросив на него оживленный взгляд. Должна ли я думать, что вы все ещё не отказываетесь от намерения ехать в Венгрию, когда я остаюсь в Париже?

- А служба королю, графиня?

- А моя служба?

Она встала. выражение её лица было уже не то: гнев согнал с него свежий румянец, губы плотно сжались.

- Ну что же? - продолжала она. - Ведь это не серьезно, ведь вы не уедете?

- Я должен с сожалением сказать вам, что наоборот нет ничего вернее того, что уеду.

- Даже если бы я попросила вас остаться?

- Вы только прибавили бы ещё одно сожаление к тому, которое я уже и так испытываю, поступая против вашего желания.

Графиня де Суассон сильно побледнела.

- Вы знаете, граф, что если вы уедете, это будет разрыв между нами?

Голос её стал жестким и суровым. К несчастью Югэ был из таких людей, которые сердятся, когда им грозят, и которых легко возмутить окончательно.

- Сердце мое будет разбито навеки, но когда дело касается моей чести, я ни для кого и ни для чего не могу отступить.

Ах, да! Ваша честь! - вскричала она. Теперь я вспомнила: должно быть обет, данный графине де Монлюсон?

Югэ гордо поднял голову.

- Сознайтесь, по крайней мере, что эта причина стоит всякой другой!

- И это вы мне говорите? Послушайте! Это крайне неловко и так же крайне неосторожно!

Она совсем позеленела, черные глаза горели зловещим огнем. Югэ стоял перед ней не, опуская взора. Эта гордость и раздражала её и пленила.

- Еще одно слово, - сказала она, - может быть, последнее!

Монтестрюк поклонился.

- Если бы я согласилась все забыть, если бы я согласилась расстаться с вами без злобы, даже протянуть вам руку, но с одним только условием, что вы не увидите больше графиню де Монлюсон, - согласитесь ли вы? О! пожалуйста без фраз, одно только слово: да или нет?

- Нет!

- Что бы ни случилось теперь - не моя вина!

И, сделав гордое движения, она сказала глухим голосом:

- Граф, я вас не удерживаю.

В ту минуту, когда Югэ, сделав глубокий поклон графине де Суассон, шел по темной комнате к выходу, он почувствовал, что его схватила за руку маленькая женская ручка.

- Как! Уже? - прошептал ему на ухо веселый и ласковый голос Брискетты.

- А! Это ты, крошка! - сказал Югэ. - Откуда ты явилась? Я не видел тебя сегодня вечером ни в саду, ни в павильоне.

- У всякой горничной могут быть свои дела, как и у знатной дамы. Потом я вспомнила, что могу здесь понадобиться, и вернулась. так дела то идут не совсем ладно?

- Твое отсутствие принесло мне несчастье. Только отведали крылышка куропатки... и доброй ночи!

- А! А!

- Что делать? Здесь не то что на Вербовой улице! С обергофмейстеринами утро бывает иногда близко к вечеру, хотя первый час и не давал мне повода ожидать такой злополучной развязки.