Игорь Андреев - На пути к Полтаве

Впрочем, подобные речи — редкость. Представления о русских времен первой Нарвы продолжали довлеть над королем и его генералами. То, как скоро училась русская пехота, мало кого побуждало всерьез задуматься о характере перемен, происходящих в противном лагере. Между тем взгляд, брошенный из настоящего в XVIII столетие, наводит на еще более фундаментальные наблюдения. Это не просто перемены. В огне Северной войны выковывался булат особой крепости, в котором соединялись лучшие качества национального характера с передовыми военными «технологиями» и «наработками» тогдашней военной науки. Здесь закладывались основы будущих побед русского оружия, сделавших Российскую империю державой, к крепнувшему голосу которой принуждены были прислушиваться все страны. Не случайно шведы, первыми, испытавшие на себе прочность этого выходящего из «имперского тигля» сплава, заговорили о монолитной прочности русского строя. Глубоко укорененные традиции общинной взаимопомощи и товарищества были не просто привиты к армейскому корню. Как оказалось, именно эти качества наиболее полно соответствовали линейной тактике, нуждавшейся не столько в инициативе и индивидуальной выучке воинов, сколько в коллективном послушании и умении перетерпеть, выстоять. Тот, кто обладал этими качествами, кто умел органически соединить их с установками и принципами линейной тактики, тот получал заметное преимущество. Конечно, время Петра — это еще не несокрушимый боевой суворовский порядок. Для этого петровским полкам не хватало спокойной, несуетливой уверенности. Но ведь такая уверенность не с неба падает, а приходит с победами, как раз такими, как Полтава. В военной летописи России это «обретение» придется на середину — вторую половину XVIII века, когда передовая военная мысль отечественных полководцев, помноженная на выучку и вдохновенное мужество «чудо-богатырей», надолго сделает российское оружие непобедимым. От Полтавы до этого времени еще добрых сорок и более лет. Но движение — пока к Полтаве — уже было начато.

Понятно, что в 1707–1708 годах «хорошисты» еще толком не подозревали, на что они способны в действительности. Репутация Карла XII и его непобедимой армии по-прежнему рождала робость. Тем более что редкие столкновения с Карлом оборачивались обидными конфузами. Как пример можно привести печальный инцидент под Гродно в феврале 1708 года. Драгунская бригада Мюленфельса должна была ворваться в город, который заняли с несколькими сотнями кавалеристов Карл XII и фельдмаршал Реншильд. Однако дело до схватки не дошло: выставленные в дозор 15 шведских кавалеристов — остальные беззаботно расположились на ночлег — кинулись на драгун и привели их в смятение. Мюленфельс приказал отступать, упустив шанс пленить короля со всем его штабом {10} 10 Посаженный Петром в тюрьму за свое «блестящее» командование под Гродно, Мюленфельс каким-то образом выбрался из заключения и перебежал к шведам. Под Полтавой «волонтер» Мюленфельс был пленен, опознан и расстрелян. .

Так или иначе, но ощущение исходящей от шведов силы подстегивало Петра. Страх разом потерять все побуждал его прикладывать максимум усилий. Царь считал, что на счастье полагаться «не надлежит, ибо оно всегда непостоянно». Значит, следовало добиться такого перевеса, который бы давал шансы на победоносный исход кампании. Военное строительство не прекращалось ни на день, распадаясь на великое множество дел, объединенных сознанием и волей царя. Петр спешил исправить то, что казалось ему непрочным, и сделать еще лучшим то, что уже успело доказать свою пригодность. Пресловутое заимствование, привлечение иностранных специалистов не освобождали царя от необходимости до мелочей вникать в суть дела, подталкивать, торопить, перестраивать на ходу, подгонять западноевропейские стандарты под угловатую российскую действительность.

Ко времени Полтавы переход к рекрутской системе комплектования армии при всей ее затратности оправдал себя. С 1700-го по 1709 год под ружье были поставлены более 130 тысяч рекрутов. Жесткое обучение быстро превращало их в полноценную пехоту. «Я не видел более прекрасной пехоты, лучше обученной, дисциплинированной, лучше вооруженной и более выносливой во всех трудах войны», — писал позднее принятый на царскую службу генерал д. — Альбон. Этот восторженный отзыв заканчивался весьма грустной и правдивой оговоркой: «Но вред в том, что ее [пехоту. — И.А. ] берегут не больше, чем мух». В самом деле, потери от болезней и побегов превышали боевые потери.