Лев Ельницкий: Возникновение и развитие рабства в Риме в VIII—III вв. до н.э.

Эти аргументы позволяют, как кажется, отнестись с определенным доверием, во–первых, к традиционной хронологии, а затем и к связанным с ее датами социально–историческим фактам; оригинальные и реалистически точные черты последних проступают из легендарных, но закономерно отображающих их летописных свидетельств. [10]

Хозяйственные и общественно–политические установления древнейшего Рима уже давно являются предметом пристального интереса исторической науки и составляют поэтому один из классических разделов новейшей историографии. Возникновению древнего Рима уделяли внимание многие крупнейшие историки и социологи.

Собственно, уже в начале прошлого века Б. Г. Нибур в общих чертах совершенно правильно определил социальную основу первоначального Рима [1] В. G. Niеbuhr. Römische Geschichte, I. Berlin, 1853, стр. 173 сл. : патриции, по его мнению, являлись потомками древнейших обитателей тех холмов, на которых возник Рим. Патрициями они называли себя потому, что во главе них находились отцы (patres), руководившие родами (gentes), из которых составилась древнейшая община. Поэтому они считали себя свободнорожденными (ingenui), ибо, помимо них, при этих родах в зависимом положении (clientes) находились чужеродные элементы, по тем или иным причинам покинувшие свой род и отдавшиеся под защиту чужого рода.

По мере роста римской территории за счет захвата земли соседних общин увеличивалось количество подневольного побежденного населения. Частично это население римляне переводили в свой город, но основную массу его они оставляли на том месте, где оно жило раньше и где было захвачено. Из этих покоренных чужеродных (а позднее и иноплеменных) элементов образовался плебс, в состав которого Нибур включает и другие чужеродные и чужестранные элементы, привлеченные в Рим коммерческими или иными интересами, а также клиентов, отбившихся [11] или освободившихся от патронировавших их родов. Первоначально плебс не обладал никакими правами в римской общине и как бы оставался юридически за ее пределами. Но по мере использования плебеев для военной службы и в качестве объекта налогового обложения римская патрицианская община принуждена была пойти на известный компромисс и учредив локальные (территориальные), или Сервиевы, трибы, включить в их состав известную часть плебеев, вследствие чего они стали римскими гражданами [2] В. G. Niеbuhr. Указ. соч., стр. 227 сл. .

Позднее в дополнение к этому Т. Моммзен [3] Th. Mommsen. Das Römische Gastrecht und die Römische Klientel. Römische Forschungen, I. Berlin. 1864, стр. 319 сл.; в более общей и несколько измененной форме те же идеи высказаны им в работе Das Römische Staatsrecht, III, 1 (Leipzig, 1887), стр. 54, сл. установил происхождение древнеримской клиентелы из первобытных обычаев, связанных с положением чужестранцев в общине, организованной по принципу гентильного права: всякий чужеземец являлся для общинников потенциальным рабом, захвачен ли он во время войны, очутился ли на территории общины в мирное время. Для сохранения жизни и приобретения средств к существованию он должен стать под защиту рода, глава которого приобретает по отношению к нему как своему клиенту право жизни и смерти. Из клиентелы Моммзен производил и римский плебс, полагая, что первоначально всякий плебей должен был находиться под защитой какого–либо патрона, не являясь самостоятельным юридическим лицом в общине.

Из клиентелы, вернее — из тех же условий, в которых возникла древнеримская клиентела, выводил Моммзен и рабство. Установив, что всякий чужестранец является потенциальным рабом, он рассудил, что всякий hostis (а позднее peregrinus), если он не объявляется тотчас же рабом, остается в качестве in libertate morans [4] Th. Mommsen. Das Römische Staatsrecht, III, 1, стр. 717. , после чего статус его мог определиться или как рабский, или как положение клиента. Между этими двумя состояниями Моммзен не видел непроходимой пропасти, придавая большое значение институту государственного и общинного (муниципального) рабства, занимавшего как бы промежуточное положение между рабством гентильным и клиентелой [5] Там же, стр. 320 сл. . [12]

Моммзен показал также, что положение младшего члена рода (filius familias) под эгидой patria potestas в правовом отношении мало чем отличалось от положения раба, и эманципация (т.е. выход из рода) по своему значению и по своим юридическим последствиям приближалась к манумиссии — освобождению из рабства [6] Там же, стр. 59 сл. Моммзен подчеркивает также троекратную возможность родовладыки продать своего «сына», после чего тот эманципируется автоматически. . Он полагал, что наименование liberus первоначально обозначало эмансипированного члена рода, которому предоставлялась некоторая юридическая активность, но который отнюдь не высвобождался из–под фактической власти главы рода. Точно так же манумиссия обращала раба в члена общины, но не освобождала его от обязательств по отношению к своему прежнему владельцу [7] Там же, стр. 58 сл. Моммзен при этом иронически указывает на то, что гентильная аристократия из презрения к государственным установлениям царского Рима легко шла на предоставление гражданства вольноотпущенным, которое она фактически не ставила ни во что. .