dm - ИСТОРИЯ 19 века том 3

Представители четырех союзных держав собрались еще раз23 сентября, чтобы выработать текст того сообщения, которое они намерены были сделать французам и испанцам; относи-тельно Португалии и Швеции вопрос больше не поднимался.В конце концов был подписан протокол, в котором было ска-зано, что вопросы разбиваются на две категории: 1) то, что относится «к основным интересам Европы и касается взаимо-отношений между державами, установления границ и реше-ния судьбы областей, временно занятых и управляемых союз-ными державами», т. е. вопросы о Польше, Германии и Ита-лии. Эти вопросы будут обсуждаться четырьмя союзными дер-жавами, и когда они придут к какому-нибудь соглашению,то сообщат результаты своих трудов представителям Фран-ции и Испании и «пригласят их высказать свои мнения и по-желания»; 2) выработка федеративного договора для Гер-мании. Эта работа будет поручена правительствам Австрии,Пруссии, Баварии, Вюртемберга и Ганновера. К этому про-токолу был присоединен проект декларации, гласившей, чтодержавы, подписавшие Парижский трактат, будут руково-дить занятиями конгресса, но не будут решать ни одного вопроса без содействия тех держав, которые имеют право принимать участие в их обсуждении.

Прибытие французских делегатов. В таком положении находились дела; когда 23 сентября в Вену прибыл Талейран в сопровождении герцога Дальберга, маркиза Латур-Дюпена,графа Алексиса де Ноайля и Лабенардьера. Вена была пере-полнена дипломатами. Все настоящие или мнимые государ-ства, которые с 1798 года либо подвергались грабежу, либосами грабили других, требовали возвращения своих владе-ний или хлопотали о подтверждении своих прав. Вся старая Германская империя и даже такие государства, как Маль-тийский орден послали туда своих представителей или аген-тов. Всего здесь собралось двести шестнадцать представите-лей разных стран. Затем начали съезжаться и монархи. Рус-ский император и прусский король прибыли 25 сентября.При венском дворе собрались все прежние посетители эрфурт-ского театра (1808) и гости дрезденского замка (1812), кроме саксонского короля, находившегося в плену в Берлине, Ма-рии-Луизы, жившей вдали от света в Шёнбрунне, и Напо-леона, сосланного на остров Эльбу. Начались бесконечные,ставшие легендарными празднества, и, по преданию, издержки на них достигли 40 миллионов франков. Но несмотря на празднества, настроение там было далеко не мирное. Немец-кий дипломат Гагерн рассказывает, что, приехав в Вену15-го, он уже 21-го слышал разговоры о войне. «Союзники были солидарны между собой, — прибавляет он, — лишь в одном пункте: все они были против Франции, и это об-стоятельство скоро повернулось в ее же пользу».

Но вначале французские делегаты чувствовали себя пол-ностью изолированными. Талейран приготовился к этому,и тем не менее ему понадобились весь его апломб и вся его ловкость, чтобы не оплошать при первых же встречах, при этих своего рода рекогносцировках, от которых зависел успех всего выработанного им плана действий. «К нему относились с отвращением, — говорит Гагерн. — Сколько раз во время празднеств, устраивавшихся в честь конгресса, я видел его одиноким, всеми оставленным вплоть до того момента, когдая подходил к нему, чтобы вывести его из затруднительного положения или рассеять его дурное настроение. В этой роли со мной чередовались англичане. Даже отель Талейрана мало посещался. Но это продолжалось недолго. И скоро все корен-ным образом изменилось. Ум Талейрана, его настойчивость,принципы, которых он придерживался, его любезность, —когда он хотел ее проявить, — восторжествовали над всеми препятствиями. Со стороны представителей крупных держав он встретил высокомерное и сдержанное отношение, со сто-роны мелких — подозрительность. Первые повторяли, чтов Париже они проявили слишком большую скромность в от-ношении денежной контрибуциии территориальных возме-щений». «Я видел, — говорит Талейран, — что они были пре-сыщены удовлетворением, которое дает сознание благород-ного поступка». Он знал, что от них ему нечего ждать. По-этому он обратился к другим. Прежде всего ему нужно было успокоить их насчет намерений Франции. Бескорыстие ее,о котором он намеревался повсюду объявить, должно было встретить везде недоверчивое отношение.

Талейран видел, что все готовы верить только действиям,а не словам; однако необходимо было расположить умы в свою пользу, и он направил все свои усилия в эту сторону. Он сразу заметил, что наиболее чувствительным пунктом является мол-чание, которое «четверка» хранила по отношению ко всем остальным, и претензия союзников решать все между собой. Здесь намечалась возможность связи между Талейраном и всеми теми, кто не входил в число «четырех», чем он и вос-пользовался. «Я не стал жаловаться,— пишет он.— Я огра-ничился тем, что сообщил об испытываемом мной неудоволь-ствии посланникам второстепенных дворов, которые имели общие со мной интересы. Вспомнив, что встарину в политике их стран наблюдалось доверие к Франции, они вскоре начали смотреть на меня, как на свою опору...». Дело в том, что среди дипломатов, подписавших трактат 30 мая и заявлявших притязание на руководство конгрессом, один лишь Талейран хотел и мог говорить в пользу малых держав. И так как им было выгодно верить ему, то они и поверили. «Желание мира,—говорил Талейран Гагерну,— является единственным сред-ством, которое поможет Франции добиться влияния. После стольких дурных примеров она должна дать и хороший.Нужно быть добрым и умеренным европейцем. Франция не требует ничего, решительно ничего кроме того, что выражено в прелиминариях к миру, а именно — справедливого распре-деления сил между державами».