Стефан Газел - Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней

Вместо ожидаемой нами группы официальных лиц, на борт поднялись двое усталых мужчин в штатском с небольшими потрепанными портфелями в руках. Как позже выяснилось, они были чиновниками из иммиграционной службы.

Мы по очереди подходили к ним, регистрировались и отвечали на вопросы. Среди находившихся на борту поляков я единственный говорил по-английски, поэтому меня стали использовать в качестве переводчика. Но для начала я должен был ответить на их вопросы.

Выяснив имя, фамилию, возраст и откуда я прибыл, чиновники попросили меня показать документы. У меня не было никаких документов: они остались в кармане мундира, которым я укрыл тело Сташека.

– Капитан этого судна лично знает меня, – сказал я в ответ на их вопрос, – польское консульство может подтвердить мою личность.

– Кем вы являетесь, сэр, – вежливо спросили они, – гражданским лицом, солдатом или военным моряком?

– Всем понемногу. Я и сам не могу точно указать свой статус.

– Мы оформим вас как гражданское лицо. Есть ли у вас багаж?

– Нет.

– А это что? – спросил один из них, указывая на пулемет.

– Это пулемет! – с гордостью произнес я. – Он мог пригодиться, если бы нас атаковали немцы. У меня есть к нему патроны.

– У вас имеется необходимое свидетельство?

– Что?

– Свидетельство, дающее право иметь огнестрельное оружие, – терпеливо объяснил он.

– Но ведь идет война! – воскликнул я. – Мне уже приходилось использовать этот пулемет. Может статься, я еще им воспользуюсь.

– Очень жаль, сэр, но мы не можем разрешить вам взять его на берег.

Вот так мне пришлось расстаться с пулеметом.

Несколько часов я провел с иммиграционными чиновниками, переводя тысячи вопросов и восхищаясь чисто английской вежливостью и тактичностью. Затем нас всех отвезли в городской кинотеатр, где несколько английских дам уже приготовили для нас чай с молоком и бутерброды с кресс-салатом.

По-видимому, в Англии действительно очень плохо с продовольствием, если они уже перешли на траву, – заметил сидящий рядом со мной мужчина.

Но мы, несколько дней питаясь одними орехами и запивая их водой и лишь изредка чаем, были рады даже траве и чаю с молоком.

В кинотеатре мы провели две ночи и день, пока англичане решали проблему с нашим размещением. День прошел прекрасно. Мы слушали музыку и посмотрели несколько фильмов. А вот ночью мы испытывали серьезные неудобства. Кресла в зале были мягкие, но на них можно было только сидеть. А ведь так хотелось лечь! Утро началось с музыки и приглашения на чай. Кряхтя и охая, мы в полном смысле этого слова «выкарабкивались» из кресел, разминая застывшие члены. Мы не имели права покидать помещение кинотеатра, поскольку не прошли «проверку на благонадежность». Опять в туалет выстроилась очередь, но очереди за орехами здесь уже не было.

На третий день нашего пребывания в Фалмуте нас посадили в поезд и отвезли в Лондон. В Лондоне нас на автобусах развезли по казармам и в пустующее помещение школы на Фулхам-роуд, где происходила процедура проверки. После этого мне позволили войти в контакт с польскими властями и военно-морским штабом. Я обратился с просьбой немедленно направить меня в польскую армию или на флот. Бюрократическая машина медленно переваривала полученную информацию, и в течение нескольких дней я был вынужден работать в качестве переводчика. Теперь я входил в состав группы, осуществляющей проверку беженцев.

Руководитель этой группы, рыжеволосый мужчина (как я узнал, шотландец), редко задавал вопросы, а больше просто следил за медленным процессом «вопрос – ответ», переводчиками которого были польский консульский чиновник и я. Иногда он вставал со своего места, отходил в угол комнаты и перекидывался несколькими словами с сидевшим там англичанином, тоже членом проверяющей группы. Затем возвращался на место и начинал машинально водить пальцем по столу, явно думая совсем о другом.

В один из дней во время прохождения процедуры проверки голландцем я от нечего делать стал просматривать документы, которые он извлек из карманов. Шотландцу, похоже, тоже все наскучило, и он, как обычно, отошел в угол поговорить со своим сотрудником. Мне показалось, что на этот раз они не просто болтают, а говорят о чем-то серьезном. Когда в обеденный перерыв шотландец пригласил меня за свой столик, я задал ему вопрос:

– Вы что, в чем-то подозреваете голландца?

– Мы ни в чем его не подозреваем. – Он выглядел крайне удивленным.