Луис Ламур - Там, на сухой стороне

Что-то в моем лице привлекло его внимание, а я забеспокоился, подумав о девушке.

- Что такое, малыш? Что тебя тревожит?

- Девушка... женщина, сэр. По-моему, ей нравится то место в горах. По-моему, она ездит туда, чтобы побыть одной. Она там оставила цветы...

- Если ей нравится то место, она сможет приезжать, когда ей вздумается, но его я никому не отдам. - Оуэн постучал себя по нагрудному карману. - У меня здесь документы на всю землю, в том числе на ту, на которую вы подали заявку. Даже склон горы принадлежит мне, не считая еще кое-какой земли в округе. Твой отец застолбил четыре участка, и он их получит. Тридцать других я оставлю за собой, потому что люблю эти края и наверное приеду сюда, когда закончу некоторые свои дела.

Это был самый длинный наш с ним разговор за несколько дней, предыдущих и последующих.

На рассвете меня разбудило эхо выстрела, и я в испуге вскочил. Отец, одной рукой натягивая брюки, другой тянулся к ружью.

Но мы никого и ничего не увидели, Чантри и его коня тоже. Но через час, когда он въехал во двор, с седла его свисали завернутые в шкуру отборные куски оленины.

- Вот вам свежее мясо, - сказал он. - Я не хочу жить трутнем, Керноган.

Чантри много работал в лесу, он отлично управлялся с топором, уверенно и легко, без видимых усилий, срубая деревья. Тем не менее далеко от дома он не отходил, проводя много времени на крыльце, откуда в бинокль изучал склоны гор.

Однажды я попросил посмотреть в бинокль.

- Валяй, - сказал он, - но обращайся с ним поосторожней. Он, наверное, единственный в своем роде, много лет назад его сделал мастер из далекой страны. Он был величайшим умельцем, а линзы полировал вручную.

Поднеся бинокль к глазам, я был потрясен тем, как горы буквально прыгнули на меня. Мне хотелось протянуть руку и дотронуться до деревьев, я даже различал хижину, спрятавшуюся между стволами, и скамейку у двери.

Не это ли он так долго рассматривал? Я почувствовал укол ревности. Неужели Чантри хотел увидеть ее?

Глава третья

Это была одинокая земля. Когда приехал Чантри, он привез свежие новости, а так мы ничего не слышали о том, что творилось вокруг. В холмах иногда работали старатели, но они побаивались индейцев и старались не попадаться на глаза, наскоро приходили, наскоро трудились и наскоро уходили.

Говорили, что к югу от нас, в Нью-Мексико, белых совсем не было. Те, что навроде нас приезжали с востока, либо направлялись дальше на запад, либо оставляли свои скальпы в индейских вигвамах.

Некоторые пропадали без следа. К югу от ранчо, в овраге отец как-то нашел ржавый "кольт Паттерсон", сгнившие кости и несколько металлических пуговиц - все, что осталось от человека, который хотел поселиться на этой земле.

Но индейцев здесь было великое множество, хотя на глаза они попадались мало. Вокруг и к северу жили юты, на западе и юге - навахо, а на востоке апачи. Некоторые племена были дружественными, некоторые отчаянно враждебными. Некоторые же сторонились всех, не желая вмешиваться в дела внешнего мира.

- Никогда о них не задумывался, - сказал отец. - Как и о белых. Они просто люди и живут по своим законам, а мы - по своим. Если наши пути пересекутся, мы постараемся договориться, а если не получится - будем драться.

- Нельзя всех индейцев сваливать в одну кучу, - согласился Чантри. Всякий раз, когда кто-то говорит, что индейцы такие-то, мексиканцы такие-то, англичане такие-то, он ошибается. Каждый человек - уникален, среди любого народа можно найти и хороших людей, и плохих.

Однако не похоже было, что Оуэн Чантри очень уж полагался на хороших людей. Когда утром он надевал брюки, тут же цеплял оружейный пояс с револьвером. Большинство людей первым делом надевают шляпу, он же вначале застегивал пояс с кобурой, а потом одевал сапоги.

- Думаете, у нас будут неприятности? - спросил я его как-то раз.

Он жестко посмотрел на меня.

- Малыш, - сказал он, - когда человек в меня стреляет, я делаю вывод, что он хочет подраться, и не в моих правилах его разочаровывать. Мне не нужны неприятности, и я их не жду, но не хочу оказаться трупом, потому что был излишне оптимистичен. У меня есть оружие и здравый смысл, и если я буду думать, что говорю и что делаю, возможно, мне удастся избежать неприятностей.

Он так и не сказал, зачем вообще приехал сюда, но это был тот вопрос, который не задают вслух. Хочет жить здесь - милости просим. В те дни можно было проехать сотни миль и не встретить ни души.

Чантри был прирожденным рассказчиком. Когда на него находило, он мог часами сидеть у очага, где пламя отбрасывало на стены пляшущие тени, и говорить, говорить... Он побывал во многих землях, прочитал массу книг о древних временах, об Ирландии, море и народе, который называли троянцами. Они жили где-то за горами и все время воевали с греками из-за какой-то женщины. Он много рассказывал о Ричарде Львиное Сердце - великом воине и плохом короле, - и о Жане Анго, чьи корабли приплыли в Америку еще до Колумба, и о Бене Джонсоне - поэте, который поднимал над головой бочонок вина и выпивал его до дна. Рассказывал о кочевниках, которые жили в черных шатрах в огромной пустыне, начинавшейся у горной страны Тибет.