Андрей Снесарев - Жизнь и труды Клаузевица

Клаузевиц держится своего вполне определенного мнения, — он «за один прыжок» Наполеона до Москвы. В кратком, но полном глубины анализе он разбивает идею остановки в Смоленске и дальше выясняет с яркой убедительностью, что Наполеон мог держаться лишь того плана, который он в действительности и привел в исполнение. «Наполеон желал вести и кончить войну в России так, как он ее вел и кончал всюду. Начать с сильных ударов и, воспользовавшись полученными выгодами, наносить новые удары, постоянно играть на одну и ту же карту, пока не будет взорван банк, вот каков был его метод, и можно сказать, что этому методу он обязан тем колоссальным успехом, который он снискал в этом мире. Этот успех едва ли можно совместить с другой манерой действий». Развивая ту же мысль [208] Камон, фанатичный поклонник Наполеона, конечно, также присоединяется к мысли Клаузевица. Camon. S. 172. Из новейших писателей можно указать на генерала Кэммерера, который также разделяет эту мысль. Caemmerer R. v. Die Entwicklung der strategischen Wissenschaft im 19. Jahrh. Berlin, 1904. S. 86: «…das Verfahren Napoleons in jenem gigantischen Kampfe dabei das vollkommen richtige, ja das einzig möglich war…» [«…действия Наполеона в той гигантской борьбе были не только совершенно верными, по и единственно возможными». (нем.) Прим. ред. ] , Клаузевиц говорил, что в России Наполеон так же воевал, как и всюду, и его план здесь осудили только потому, что поход сорвался; в противном случае план нашли бы блестящим, может быть даже более блестящим, чем предыдущие, приведшие также к успехам.

Относительно отступления Наполеона Клаузевиц совсем не держится общераспространенного мнения, что сражение у Малоярославца явилось фатальным для французов, так как оно принудило их возвратиться по старой дороге, а с этим и по стране, уже истощенной. Для чего понадобилось бы французской армии, которая была вынуждена бивуакировать массой на тесном пространстве, проходить по новым районам?

Население жило не плотно, ресурсы были значительно ослаблены, — и затем, какой французский комиссар сумел бы получить средства путем реквизиций? В восемь дней армия погибла бы от голода, она могла жить только магазинами. Наполеон хорошо это знал и правильно остановился на отходе к Смоленску; его диверсия в направлении на Калугу имела задачей только отодвинуть Кутузова, который от Тарутино мог достичь Смоленска раньше.

В чем находил Клаузевиц недочеты Наполеона в процессе исполнения? Возражения в этом случае не особенно поучительны и объясняются тем, что Клаузевиц слабо был вооружен данными, особенно с французской стороны. Его упреки сводятся, во-первых, к тому, что Наполеон излишне задержался в районе Вильны и не использовал ошибочного движения к Дриссе и пребывания в ней русских войск Барклая; затем, что он не бросился на Барклая в момент его перехода в наступление и не пошел дорогой Витебск — Смоленск, а предпочел ей дорогу Минск — Смоленск; и, наконец, что он захотел красивым ударом захватить Смоленск. В данном случае критика скорее права, чем наоборот, не соглашаясь с крупнейшим теоретиком и переходя на сторону великого практика. Что касается до общей ошибки, которая при «правильном» плане могла привести все же к конечной катастрофе, то Клаузевиц говорит о ней необстоятельно, словно мимоходом. Он думает, во-первых, что Наполеон в Москву должен был прибыть не с 90 тысячами, как это вышло, а с 200 тысячами… «Он должен был быть в Москве страшным», но Наполеон «по своему заносчивому легкомыслию» пренебрег этим существенным условием; затем он обязан был более широко обеспечить свою армию всем необходимым, не вести напрасным образом чудовищные массы одной дорогой и, наконец, свой путь отступления Москва — Вильна укрепить фортами-заставами.

«Мы повторяем, — заключает Клаузевиц свой труд, — все, чем он был, Наполеон обязан этой смелой решимости, и его самые блестящие войны были бы также осуждены, если бы они не удались».

Забегая наперед, в целях выяснения одной из характернейших черт Клаузевица, мы уже набросали краткий очерк его внешней жизни, вплоть до 1815 г. Теперь нам останется пополнить разве лишь некоторые пробелы сделанного наброска. Вскоре после Таурогенской конвенции русская армия заняла Восточную Пруссию. Едва вступив на родную почву, Клаузевиц в Кёнигсберге приступает к работе по подготовке этой провинции к войне за освобождение. Со всей поспешностью по приглашению Штейна он набрасывает в январе 1813 г. проект народного ополчения. Нужно заметить, что Кёнигсбергские события были тем первичным ядром, из которого затем выросло и окрепло дело освобождения Пруссии. Это были бурные и сложные дни Восточной Пруссии, походившие на «небольшую» революцию [209] По выражению Марвица, «das kleine Spezimen von Revolution» [ «маленькая попытка революции» (нем.) Прим. ред. ] Marwitz. Ein märkischer Edelmann im Zeitalter der Befreiungskriege. I. S. 501. . Кто поднял дело, какие идеи выплыли на поверхность общего водоворота, в котором военный мыслитель принимал горячее участие? Установлено прочно, что толчок к движению исходил от Штейна, но в Восточной Пруссии он встретил большую оппозицию. Однако уже 5 февраля появилась депутация ландстага вместе с генералом Йорком, предложившая снарядить 20 тысяч ландвера и 10 тысяч резерва на средства провинции. Предложение Штейна Клаузевицу набросать проект, последовавшее до появления депутации, было очень кстати…