Андрей Снесарев - Жизнь и труды Клаузевица

Пфуль — полковник прусского Генерального штаба. В 1806 г. бросил службу в Пруссии, после сражения при Ауэрштедте поступил на службу в Россию, где дослужился до чина генерал-лейтенанта, не участвуя в действительной службе. Человек высокого ума и большого образования, но с недочетами в технических знаниях дела. Он давно уже вел жизнь чисто ученую и столь уединенную от мира, что ничего не знал о событиях дня. Юлий Цезарь и Фридрих II были его любимыми авторами и героями. Бесплодные мечтания об их методах войны, без всякой исторической критики, были почти единственным его занятием. События войн более новых скользили мимо него, не оставляя по себе никакого проследа. Таким путем он создал себе теорию войны, которая не выдерживала ни философской критики, ни исторических сравнений.

Барклай — военный министр; простой, честный, вялый, сам по себе доблестный, но бедный идеями. Родом из Ливонии, он считался русскими за полуиностранца.

Багратион — упрямый, вспыльчивый; «решительно ненавидел» Барклая.

Аракчеев — генерал-лейтенант — русский в полном смысле слова, большой энергии и хитрости. Он был начальником артиллерии (Chef der Artillerie), и император питал к нему большое доверие. Но так как ведение войны было совершенно чуждым для него делом, то он в него и не вмешивался…

Ермолов — человек сорока лет, самолюбивый, характера крепкого и упорного, не чуждый ни ума, ни образования. Конечно, он был выше тех, что были до него, и от него, по крайней мере, можно было ожидать, что он сумеет обеспечить всюду повиновение приказам главнокомандующего и придать его решениям известную энергию; чувствовали, что это было нужно, чтобы дополнить мягкого и флегматичного Барклая. Сам Ермолов не думал много о больших маневрах армии и об общих мероприятиях по войне; он не создал ни одной яркой идеи. Когда подошел момент решаться и действовать, он увидел, насколько все это для него было чуждо. Поэтому он сохранил за собой общее выполнение дел по армии, предоставляя генерал-квартирмейстеру всю стратегическую и тактическую часть [196] Тут, видимо, Клаузевиц организационную сторону дела спутал с личными предрасположениями и способностями. .

Генерал Мухин , в начале генерал-квартирмейстер, русский чистой воды, не знал ни слова по-иностранному и потому мог читать только русские книги [197] В русской армии, жившей тогда еще очень крепко Суворовскими традициями (Кутузов, Багратион и т. д. — его соратники), эта иностранная слепота не представляла особых опасностей. А у немцев, живших более старыми традициями Фридриха, может быть, и не нужно было учиться. . Его назначили на этот пост, так как он отличался в съемке и топографическом черчении; эти знания в армии, в культурном отношении отсталой, считались прообразом всей военной науки [198] При тех особенностях стратегии и тактики топографические знания являлись очень почтенным делом, каким теперь, например, являются знания мобилизационные. .

Полковник Толь [199] Он заменил в штабе генерала Мухина. имел тридцать лет; это был наиболее образованный и наиболее блестящий из офицеров Генерального штаба. Его способности были все же средние, зато воля — очень крепкая. Уже давно он занимался большой войной и был an courant [в курсе (франц.) ] всего, что было опубликовано нового на эту тему; он даже излишне увлекся (ziemlich tief verloren), углубившись в большую новость: идеи Жомини [200] Этот иронический выпад против своего идейного противника мы встречаем не впервые. . Он, так или иначе, мог разобраться в деле, хотя был слишком далек от того, чтобы создать себе идею совершенно отчетливую и личную. Ему недоставало духа творчества, чтобы создать общий план, обнимающий все и хорошо скоординированный. В сношениях был недостаточно тактичен; был известен своей особой грубостью по отношению высших и низших.

Но наиболее обстоятельной и тонкой, хотя также не лишенной некоторой дозы иностранного высокомерия, является характеристика главнокомандующего русскими армиями.

Кутузов приближался к 70 годам и не располагал уже активностью — ни физической, ни умственной, — какая попадается иногда у военных этого возраста. В этом отношении он был, поэтому, ниже Барклая, но он был выше его с точки зрения природных дарований.

Кутузов в своей юности был доблестный рубака (ein tüchtiger Haudegen); с этим он соединял большую гибкость ума, был естественно сметлив и хитер. При таких качествах в конце концов всегда получается хороший генерал. Он потерпел против Наполеона роковое сражение под Аустерлицем [201] Под Аустерлицем, как известно, Кутузов не был ответственным лицом, и морально угнетаться ему было незачем. Вся его ошибка сводилась к тому, что он недостаточно упорно и ярко защищал свою мысль, шедшую вразрез с принятой. Наполеон одолел не Кутузова, а его оперативных врагов, почему последний и не мог в наследие получить моральное угнетение, какое, например, так свойственно было Бенигсену. «Разбить меня он, может быть, и может, но перехитрить — никогда», — лукаво говорил Кутузов о хитром корсиканце. и никогда от этого не мог вполне освободиться.