Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века

Под елкой стоял старый, заслуженный Дед Мороз в красной шубе с елкой в руках, на вершине которой, воткнутая в подсвечник, горела свечка. Куда-нибудь на край стола прикрепляли пестрый фонарик, медленно крутившийся от тепла зажженной внутри него свечки. На елке же было волшебство – куколки, звери, ангелочки, коробочки, полные конфет, рыбки, блестящие шарики. Где-нибудь в стороне на столе лежали приготовленные для нас подарки: книжки, настольные игры, писчебумажные принадлежности, какие-нибудь игрушки, все, что принесли родные. Любуясь на елку, разглядывая подарки, я время от времени вспоминала о том, что это не все, что впереди меня ждет чулок, повешенный на ночь, и сердце замирало от предвкушения этого нового счастья. [...]

Когда родные расходились, мы шли спать, таща за собой в детскую подарки. На спинки кроваток вешали по чулку. Каждый год старалась я проследить, когда мама придет класть в чулок подарки. И ни одного раза не удалось мне выдержать характер – не уснуть до этой минуты. Зато позже, глухою ночью, я иногда просыпалась и начинала в темноте ощупывать чулок. До сих пор ясно помню то ощущение, которое я испытывала при этом. Руки ощупывали раздувшийся чулок, какие-то углы, выступы и округлости. Казалось, что там заключены все сокровища мира, что-то такое интересное и чудесное, чего не бывает в настоящей жизни.

Утром я всегда испытывала известное чувство разочарования. Как ни хороши были подарки, они никак не могли соответствовать тому, что обещала рождественская таинственная праздничная ночь, неизведанные углы и выступы невидимого чулка. В это утро мы долго сидели на кроватях неодетые, разглядывая все то, что нашли в чулках и что вчера получили на елке и не успели вечером как следует разглядеть. Потом одевались и шли к елке. Теперь, при свете дня, можно было подробно разглядеть украшения, игрушки. Мы обследовали все коробочки и картонажи и извлекали из них конфетки. Обычно это было монпансье, помню, однажды такой формы, как овес, всех цветов. Мы поедали все эти конфетки, набивая ими себе рты. Елка притягивала к себе как магнит, мы от нее не отходили» [187].

Такие же светлые воспоминания о Рождестве спустя многие годы сохранил Б. И. Пуришев:

«Мне и моим сверстникам наша елка всегда доставляла большую радость. Да и взрослым посетителям также, хотя они и не получали от мамы традиционных рождественских подарков в виде игрушек или сладостей. Все садились вокруг елки, вдыхая ее свежий лесной аромат в мерцании многочисленных восковых свечей. И зачастую пели немецкие рождественские песни („О, Tannenbaum!“ [188]), ведь домашних русских рождественских песен в то время как будто еще не было. Популярная песня «В лесу родилась елочка» появилась позднее» [189].

Действительно, замечательная песенка о елочке, что «в гости к нам пришла», появилась только в начале XX века. Стихи, которые легли в ее основу, были написаны москвичкой Раисой Кудашевой в 1904 году и опубликованы сначала в журнале «Малютка», а затем в сборнике для рождественских утренников. В семье ученого Леонида Бекмана была придумана и переложена на ноты мелодия. Со временем «В лесу родилась елочка» зазвучала по всей России, по-настоящему превратившись в народную песню.

В отличие от детей, для взрослых москвичей Рожество Христово было не только радостным, но и чрезвычайно хлопотным праздником. Кроме приобретения подарков и устройства праздничного стола, следовало разослать всем родным и знакомым поздравительные открытки или визитные карточки со словами добрых пожеланий. Последнее высмеивалось в прессе, как отживший свой век обычай, из-за которого впустую загружается почта – все равно, мол, москвичи ездят друг к другу, чтобы лично поздравить с праздником. Но вплоть до 1914 года в канун Рождества почтальонам по-прежнему приходилось таскать тяжеленные сумки, набитые поздравительными письмами.

Для москвичей, служивших в частных фирмах и казенных учреждениях, Рождество еще было связано с получением «наградных» денег. Кроме того, государственные служащие получали к празднику награды в виде повышения в чинах, орденов и медалей. Информацию об этом каждая из московских газет старалась опубликовать раньше конкурентов. Из-за спешки случались ошибки, и довольно курьезные. Однажды в газете «Русское слово» не только переврали фамилии нескольких высокопоставленных чиновников, но и некоторые из них были объявлены кавалерами ордена Святой Екатерины – исключительно женской награды.