Кладбища на Галлиполи не похожи на аналогичные захоронения в Европе. Как только было подписано перемирие, прибыла комиссия союзников по военным захоронениям и было решено, что по возможности погибшие должны быть похоронены там, где они пали. И поэтому было устроено около десятка кладбищ, некоторые состояли из ста могил, другие из тысяч, и они находились на каждой высоте, где бой достигал зенита. Каждое кладбище окружено посадками сосен, а сами могилы, не отмеченные крестами, густо засажены кипарисами и можжевельником, розмарином и таким цветущим кустарником, как иудино дерево. Зимой землю покрывают мох и трава, а летом толстый ковер сосновых игл приглушает шаги. Не слышно звуков, кроме шума ветра в деревьях да щебетания перелетных птиц, которые сочли эти места наилучшим убежищем на всем полуострове. На посетителя оказывает впечатление не то, что это место трагедии и смерти, а неописуемое спокойствие, непрерывность бытия.
Самое высокое кладбище лежит на Чунук-Баире в том месте, где новозеландцы достигли гребня и Аллансон со своими бойцами короткое время обозревал Майдос и Нэрроуз. Тут, может, больше, чем где-либо, раскрывается Галлиполийская кампания, потому что взгляд переходит с востока на запад, падает на соленое озеро в Сувле, потом на каскад холмов и ущелий вокруг, бухты АНЗАК и, наконец, на высокую каменную колонну, которая была воздвигнута на мысе Хеллес как раз над пляжем, где высадилась 29-я дивизия. Эти картины лежат прямо перед тобой, и они вкладываются в обрамление других, более древних битв на островах Эгейского моря, в Трое и в Геллеспонте.
Уже около сорока лет эти кладбища содержатся в образцовом порядке майором Миллингтоном, старым австралийским воином. Он ведет необычное существование, потому что Чанак на Нэрроуз, где он живет, входит в турецкую военную зону, и он не имеет права удаляться в любом направлении более чем на тысячу шагов без охраны. Однако молодые турецкие солдаты-первогодки сопровождают его довольно охотно, пока он ходит по всему полуострову месяц за месяцем и год за годом, проверяя свой персонал из каменщиков и садовников. Турки находят его заботу о мертвых довольно странной, поскольку их собственные солдаты, погибшие в Галлиполи, были похоронены в безымянных братских могилах, и до сих пор чуть ли не единственным их мемориалом является надпись, выложенная большими белыми буквами на склоне горы выше Чанака. Она гласит: «18 марта 1915 г.» — напоминание всем проходящим кораблям, что в этот день было нанесено поражение союзному флоту. Однако турецкие садовники работают хорошо. Не позволяют рушиться ни одной стене на французских и британских кладбищах, не допускаются никакие сорняки, а сейчас, в пятидесятых годах, сады стали еще красивее, чем когда-либо. И все-таки посетители крайне редки. Кроме случайных организованных экскурсий, за год здесь бывает не более полдюжины гостей. Часто месяцами не происходит никаких событий, ящерицы греются на солнце на каменных могилах, и время проходит в бесконечной дреме.
Хорошо известна поэма лорда Байрона, написанная им после того, как он сам совершил такой же подвиг, но к ней он добавил следующую сноску, которая редко печатается и которая дает куда более живое представление о Нэрроуз, чем могут создать любые статистические данные.
«3 мая 1810 года, в то время как „Салсет“ (капитан Батхерст) стояла в Дарданеллах, лейтенант Икенхед с этого фрегата и автор этих стихов переплыли с европейского берега на азиатский — случайно из Абидоса до Сестоса, чтобы быть точнее. Все расстояние от точки, где мы стартовали, до того места, где мы вышли на берег на другой стороне, включая отрезок, где нас несло течением, измерен находившимися на борту фрегата людьми и составил свыше четырех английских миль, хотя реальная ширина едва ли достигает одной мили. Скорость течения такова, что ни одна лодка не в состоянии пересечь пролив на веслах поперек его, и можно примерно считать, что один из пловцов переплыл за один час и пять минут, а другой — один час и десять минут. От таяния горных снегов вода была исключительно холодной. Примерно три недели назад, в апреле, мы сделали такую же попытку, но, проехав тот же самый путь от Троад таким же утром и обнаружив, что вода была ледяной, сочли необходимым перенести выполнение замысла до тех пор, когда фрегат станет на якорь ниже дворцов, тогда-то мы и переплыли пролив, как было заявлено выше, войдя в воду значительно выше крепости на европейской стороне и выйдя на берег ниже азиатской крепости. Шевалье утверждает, что какой-то молодой еврей проплыл ту же дистанцию ради своей возлюбленной, Оливье же говорит, что это был некий неаполитанец, но наш консул Таррагона не припоминает ни одного подобного случая и даже пытался отговорить нас от этой попытки. Известно, что несколько матросов с „Салсет“ преодолело и большее расстояние, но единственное, что меня удивляет, это то, что, поскольку существуют сомнения в отношении правдивости истории Леандра, ни один путешественник не попытался выяснить ее реальность».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу