Игорь Минутко - Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

— Я вас внимательно слушаю, — насторожился Рерих.

— Вы эти деньги получите в Париже, во французском отделении банка «Американский экспресс». Оно находится на Рю-Эжен-Скриб.

— К чему такие осложнения? — раздраженно передернул плечами художник.

— Не я решаю, Николай Константинович. Думаю, учитывается то обстоятельство, что путешествие отсюда в Европу с такой суммой наличными — дело более чем опасное. Кроме того… Меня просили вам передать: эти деньги вы получите после встречи с советским послом в Германии Николаем Крестинским. Я информирован только в общих чертах. Но вроде бы вы сами ходатайствовали о такой встрече?

Рерих промолчал, подумав: «Значит, им от меня еще что-то нужно, помимо „Тибета-XIV“.

Но противоречить, тем более здесь, в Америке, Хоршу, который наверняка лишь послушный винтик в огромной машине и действительно ничего не решает, вернее, решает на своем уровне, в определенных ему рамках, — бессмысленно.

«Деньги дают ОТТУДА, и я могу только или принять их условия, или не принять», — думал Николай Константинович, рассеянно рассматривая карту Соединенных Штатов Америки, висевшую на стене; на ней серебряными пунктирными линиями были обозначены маршруты выставок его картин по великой стране — приватная беседа происходила в одном из залов нью-йоркского музея его имени; час был поздний, и никого, кроме русского живописца-эмигранта и господина Хорша, в просторном помещении, вместившем в себя некую холодноватую неуютность, не было.

— Хорошо, Луис, — нарушил затянувшееся молчание Рерих. — Будем считать, что с этим вопросом покончили. И перейдем к текущим делам.

— С чего начнем, Николай Константинович?

— Расскажите мне, пожалуйста, как обстоят дела в нашей ложе «Орден Будды Всепобеждающего».

— Один момент, учитель!.. — Буддист, порывшись в своем вместительном портфеле на двух замках, извлек из него черную кожаную папку:

В начале декабря 1924 года Николай Константинович Рерих появился в Берлине. Он действовал согласно полученным от своего научного секретаря Шибаева инструкциям. Первым пунктом в них значилось: остановиться в отеле «Аделон».

Отель оказался помпезно-роскошным, был расположен в центре германской столицы, рядом с Бранденбургскими воротами, величественные контуры которых, тонувшие в туманных сумерках ненастного декабрьского вечера, живописец увидел из окна своего до уныния огромного номера; два других окна выходили на арку Шлюттера, за которой, чуть справа, сумрачно и торжественно вздымался огромный купол Рейхстага. Рядом была главная улица Берлина Унтер-ден-Линден, смыкающаяся возле отеля «Аделон» с Паризен-плац.

В этом огромном городе Николай Константинович бывал не раз, и всегда он угнетал его, повергал в мрачное состояние духа. Почему? Раньше он как-то не задумывался об этом. Часы показывали без десяти минут восемь вечера по берлинскому времени.

«Скоро…— думал художник, блуждая по комнатам своих апартаментов. — Да, Берлин явно не для меня. Все здесь огромно, фундаментально, серо… Давит. И как я ни приеду — низкое серое небо, или дождь, или снег, или туман, как сейчас. Нет, нет! Мне нужен простор, горная дорога вдоль бурного потока в грохоте и пене. А впереди… Далеко впереди — горные вершины в белых шапках под ослепительно-синим небосводом…»

Так он старался думать, отгоняя прочь мысли, которые в последние дни не давали ему покоя: «Зачем я им нужен именно сейчас? Здесь, в Европе? И почему в германском посольстве, а не в каком-нибудь другом?..»

Телефон зазвонил ровно в восемь.

— Слушаю.

— Добрый вечер, Николай Константинович, — голос Шибаева был сух и деловит. — Я внизу, в вестибюле. Жду вас.

— Может быть, Владимир Анатольевич, вы подниметесь ко мне?

— Убедительно прошу вас спуститься.

Они молча, пожав друг другу руки, вышли из отеля и неторопливо зашагали по Унтер-ден-Линден. Здесь уже начиналась вечерняя жизнь: ярко освещенные витрины магазинов, кафе, ресторанов, густая праздничная толпа на тротуарах.

Рерих заметил, что его научный секретарь несколько раз осторожно оглянулся.

— Я, Николай Константинович, не успел вас предупредить, простите…— тихо заговорил Шибаев. — Не мог к вам подняться по простой причине. В вашем номере установлена подслушивающая аппаратура. Как, впрочем, и в других номерах.

— Но почему?..

— Извините, Николай Константинович. У нас очень мало времени. На следующем перекрестке мы расстанемся. Объясняю в двух словах. В «Аделоне» арендует несколько номеров, почти полэтажа, германская контрразведка, большинство персонала — осведомители…