Валентин Пикуль - Париж на три часа

В мае 1809 года генерал Мале видел из окошка камеры прачек, которые горевали у фонтана Биражу, сидя на кучах белья. Они оплакивали мужей, пропавших без вести в Испании, сыновей, убитых в излучинах Дуная... В эту яркую весну армия императора безнадежно застряла напротив Вены, в бессмысленной бойне под Эйслингеном полегло сразу тридцать тысяч французских юношей, а Наполеон в хвастливом бюллетене распорядился считать эту сомнительную битву своей победой. Но истина дошла до Парижа, гарнизоны роптали, в народе Франции появилась растерянность. В следующей битве, при Ваграме, император обласкал полковника Жака Уде своим высочайшим вниманием:

- Полковник, отныне вы - мой бригадный генерал и подтвердите мужеством, что вы достойны этого высокого чина...

Уде и его полк были брошены в самое пекло битвы, а генерал Уде был жестоко изранен выстрелами в спину - из засады! Великий архонт успел продиктовать пять предсмертных писем, одно из которых было адресовано генералу Мале...

Тяжко было видеть тоскующих прачек у фонтана.

- Не плачьте! - крикнул им Мале. - Скоро придет мир...

Его схватили при попытке к бегству, когда в соборе Парижской богоматери готовились запеть благодарственный "Те Deum" в честь победы Наполеона над Австрией. Со взводом барабанщиков Мале хотел ворваться в собор, чтобы со священного алтаря провозгласить народу и всей Франции:

- Император убит.., да здравствует Республика! Барабаны заглушили бы вопли отчаяния бонапартистов, а для легковерных парижан были заготовлены прокламации на бланках сената. Мале казалось, что французы устали приносить жертвы своему "Минотавру", он сумеет увлечь гарнизон за собой, а сам Бонапарт уже не осмелится вернуться в Париж, отвергающий его ради мирной жизни... Паскье навестил министра Фуше.

- Выходит, что Сорби был прав, - сказал он. - Генерал Мале имеет своих людей даже в сенате. Иначе откуда бы взялись эти официальные бланки, на которых напечатаны криминальные слова: "Бонапарта нет, долой корсиканца и его полицию, отворим все тюрьмы Франции настежь..." Что скажете вы теперь?

- Мале.., спятил, - сказал ему Фуше.

- Напротив, - возразил Паскье. - Мале как раз очень здраво учитывал настроения публики в Париже...

Мале поместили в секретную камеру. Мишо де Бюгонь сам проверил засовы и с тех пор носил ключи от темницы мятежного генерала на груди - подле дешевого солдатского амулета.

- Бедный Мале, - признался он толстухе жене. - Конечно, он малость рехнулся: в самый-то торжественный момент, когда весь Париж возносит хвалу императору за его победу, и вдруг явиться в святом алтаре.., с барабанным боем! Да, такое не каждый придумает. С этим Мале надо быть осторожнее...

Мягкими, но скорыми шагами горца Мале обходил камеру по диагонали крест-накрест. Он размышлял. Он анализировал.

***

Через год состоялось бракосочетание разведенного Наполеона с молоденькой австриячкой. По этому случаю была дарована амнистия, которая не коснулась ни Мале, ни его филадельфов. Жозеф Фуше получил титул герцога, но его подозрительные колебания уже не располагали Наполеона к доверию; на пост министра полиции выдвигался Савари (он же - герцог Ровиго).

Однако Мале до сих пор ни в чем не сознался, а упорство генерала смутило даже сановников империи, склонных поверить в его невиновность. Ощутив это, Мале личным посланием потревожил услады новобрачного. "Я постоянно жду Вашей справедливости, - писал он Наполеону, - но вот прошло уже два года, а я все еще в заключении". Одновременно с этим Савари получил ходатайство от мадам Мале о пересмотре дела ее мужа...

Между Савари и Демаре возник краткий диалог:

- Черт побери, так кто же этот Мале?

- Всего лишь бригадный генерал.

- Виноват он или оговорен? - спрашивал Савари... Не так давно в Ла-Форсе освободилась камера: Мале лишился приятного соседа, аббата Лафона, выступавшего в защиту папы римского; священника, как повредившегося в разуме, перевели в клинику Дебюиссона. В эти дни, составляя рапорты о поведении узников, де Бюгонь начал отмечать "ненормальную веселость бывшего бригадного генерала". Жене он говорил:

- И с чего бы ему веселиться? Впрочем, этот аббат Лафон тоже был хороший дурак... Я вот думаю: неплохо бы нам отправить и Мале на лечение, пока еще не поздно...

Однажды он еще не успел позавтракать, когда ему доложили, что генерал Мале выразил настоятельную необходимость видеть коменданта тюрьмы у себя в камере.

- В такую-то рань? Чего ему надобно? - Однако не поленился подняться в башню. - День добрый, генерал! Мале смахнул с колен курчавые стружки: