Энвер Ходжа - Хрущевцы

Специалистов, которые продолжали искренне относиться к нам, посольство одного за другим удаляло по несостоятельным причинам и вопреки их воле. Расставаясь с нашими людьми, специалисты эти выражали свое недовольство. В Албании, конечно, оставались те, кому было приказано подорвать главные, невралгические узлы нашей экономики, особенно в области нефтепромышленности и геологических изысканий. Советские «специалисты»-нефтяники, как выяснилось впоследствии, завербовали и несколько агентов среди наших геологов и, как это последние сами признали, им было дано задание не сообщать нашей партии и нашему правительству точных данных о производимых открытиях, утаивать результаты этих открытий, использовать всевозможные формы саботажа направлять буровые работы не туда, где надо, нарушать всякую технику поисков и добычи, попусту тратить сотни миллионов лек, и т. д. Агентов, которых они вербовали у нас, хрущевские ревизионисты учили разным способам саботажа. И агенты эти выполняли указы своих хозяев. Эти «специалисты»-нефтяники и «геологи» составляли два доклада: один с точными и положительными данными от разведки разных полезных ископаемых, а другой — ложный, где утверждалось, будто поиски дали отрицательные результаты, а, следовательно, искомых минералов не обнаружилось. Первый доклад отправлялся в Москву и Ленинград через гнездо КГБ — советское посольство в Тиране, а второй — в наше Министерство промышленности и шахт. Вся эта подлость была раскрыта и доказана, когда советские убрались из нашей страны. Будучи убежденным в наличии саботажнической деятельности, наш Центральный Комитет отдал приказ изучить доклады, снарядить наши собственные геологические экспедиции во все те места, которые советские саботажники объявили отрицательными, и начать там поиски. Так и было сделано. Именно в тех местах, о которых они заявляли, что «ничего нет», мы нашли нефть, хромовую, медную, ферроникелевую руды, каменный уголь и другие полезные ископаемые.

Это было экономическое давление, рассчитанное на то, чтобы заставить нас мириться с их взглядами. Но они разбили себе голову. Сопротивление нашей партии постоянно усиливалось, хотя мы не сжигали мосты с ними. В свою очередь, советские ревизионисты также действовали осмотрительно, чтобы не сжечь мосты с нами. Советский посол часто приходил щупать нам пульс в связи с какой-либо международной проблемой, о которой я без обиняков высказывал наше мнение, или же узнать что-либо из первых рук, и я буквально заваливал его сообщениями о погоде, севе, уборке или каком-нибудь общем постановлении партии по экономическим и культурным вопросам.

Таковыми были советские послы после вступления Хрущева на престол. Они полагали, что мы слепцы. Когда мы обращались к ним с вопросами, они никогда не высказывали какого-либо мнения. В таких случаях они отвечали:

«Сообщу» или «спрошу Москву». В их обязанности входило служить информаторами. Они редко понимали проблемы нашей промышленности и сельского хозяйства.

Советский посол Крылов, приехавший в Албанию до Иванова, побывал в нескольких краях Южной Албании. По возвращении оттуда он навестил меня.

— Ну что, остался доволен увиденным? — спросил я.

Он ничего конкретного не ответил, ибо предпринял поездку с целью увидеть то, о чем опасно было сообщить мне. И произнес он всего лишь одно слово. «великолепно».

— Я заметил, что у вас в селах и городах много собак и, по моим подсчетам, в Албании должно быть… собак, которые должны съедать… хлеба, и что хлеб этот в переводе на зерно составляет… тысяч центнеров.

Ну и посла отправили они к нам, — подумал я и сказал ему:

— Возможно, это верно, однако у нас нет собачьих парикмахерских и ресторанов, как в Париже. Какие меры советуете вы нам принять, товарищ посол?

— Убейте их! — ответил он.

— Но в таком случае заявило бы протест «Общество по охране животных», ведь порядочно нас обвиняют в убийстве предателей и агентов реакции, сказал я.

Этот же посол как-то порекомендовал мне не прибегать к резким выражениям в отношении Тито на предстоящей сессии Народного Собрания. Я ответил ему:

— Товарищ посол, я ни от кого не получаю приказов, кроме как от своей партии.

— Это нам ясно, но в случае если будет атакован Тито, на сессии Народного Собрания я присутствовать не буду, — выразил он свой протест.

— Тито будет разоблачен даже сильнее, чем я писал по этому поводу, а сессия Народного Собрания будет открыта даже и в случае вашего отсутствия, сказал я ему.