Даниил Коцюбинский - Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Вообще, вся история с ядом выглядит загадочно-нелепой.

В. М. Пуришкевич утверждает, будто цианистый калий дал Юсупову В. А. Маклаков. Маклаков, в свою очередь, возмущается: «Это совершенная неправда» 320. Данное возмущение В. Маклакова, в общем, выглядит искренним, поскольку об аналогичном своем криминальном «подвиге» – предоставлении Феликсу резиново-свинцового кистеня – аннибал русского либерализма пишет подробно и ничуть не смущаясь. А. Н. Боханов – снова не ссылаясь на какой-либо источник – рассказывает о том, как в эмиграции «Василий Маклаков признался, что вместо яда дал Юсупову простой аспирин, чем и объяснил удивительную невосприимчивость Распутина к действию якобы смертоносной отравы» 321.

Юсупов, со своей стороны, просто сообщает о том, что яд хранился у него в шкафу, и никак не поясняет, откуда он там взялся.

В то же время не может не броситься в глаза повышенное внимание, которое уделяет проблеме цианистого калия и его свойств великий князь Николай Михайлович. В своих «Записках» он вспоминает, что в прошлом – по случаю разведения цветов – имел опыт работы с цианидом, и решительно отвергает версию о том, что Распутину была подсыпана некачественная отрава: «Тот же раствор яда был дан большой старой собаке, которая тут же околела, проглотив его». «Вероятнее всего, – подытоживает великий князь, – отсутствие быстрого эффекта от действия цианистого калия было связано с технической ошибкой при его разведении: раствор был слаб и, конечно, произвел бы действие, но позже».

Учитывая, что сам Юсупов старательно обходит стороной вопрос об источниках получения цианистого калия, впору задаться вопросом: а не был ли поставщиком смертоносного зелья все тот же высочайший цветовод и ядовед?..

Примерно в четвертом часу ночи Феликс поинтересовался у Пуришкевича: «В. М., вы ничего не будете иметь против того, чтобы я его застрелил?..» – «Пожалуйста», – ответил Пуришкевич, после чего Юсупов, по его словам, «быстрым решительным шагом подошел к своему письменному столу и, достав из ящика его браунинг небольшого формата, быстро повернулся и твердыми шагами направился по лестнице вниз» 322. Сам Юсупов, впрочем, пишет о том, что получил оружие из рук Дмитрия Павловича 323(возможно, Феликс в данном случае, как и во многих других, намеренно лжет с целью подчеркнуть тот факт, что у великого князя Димитрия в момент убийства «старца» оружия не было).

Забегая вперед, надо сказать, что история с многократной стрельбой в «святого черта» выглядит безнадежно запутанной. И только потому, что участники заговора явно стремятся скрыть истинную картину убийства (об этом – чуть ниже). Помимо этого, так и остается неясным, какое же именно оружие использовалось. Пуришкевич сперва пишет о том, что у Юсупова был небольшой браунинг, а у самого Пуришкевича – «саваж». Но браунинг и «саваж» – пистолеты. Однако далее Пуришкевич почему-то многократно называет свое оружие «револьвером», Юсупов также настаивает на том, что у великого князя, Сухотина и Пуришкевича были револьверы. Так и неясно – то ли участники заговора не очень хорошо разбирались в названиях ручного огнестрельного оружия, то ли в стрельбе по Распутину был использован некий револьвер (принадлежавший, возможно, Дмитрию Павловичу, а возможно – если принять версию Ричарда Каллена, – британскому офицеру Освальду Рейнеру).

Решение об использовании огнестрельного оружия было чрезвычайным: поначалу устраивать пальбу заговорщики ни в коем случае не собирались, так как «местоположение дворца Юсуповых на Мойке, как раз против полицейского участка, расположенного по ту сторону реки, исключало возможность стрельбы из револьвера, хотя бы и в стенах подвального этажа» 324.

Спрятав, как он сам пишет, револьвер за спиной, Феликс вновь спустился в подвал.

«Я налил ему мадеры; он выпил ее залпом и сразу подбодрился и повеселел.

Обменявшись с ним несколькими словами, я убедился, что сознание его было ясно, мысль работала совершенно нормально. И вдруг неожиданно он предложил мне поехать с ним к цыганам…

Как не заметил он своими прозорливыми глазами, что за спиной у меня в руке зажат револьвер, который через мгновение будет направлен против него? Думая об этом, я почему-то обернулся назад, и взгляд мой упал на хрустальное распятие; я встал и приблизился к нему…

– А по мне, так ящик-то занятнее будет… – и он снова раскрыл шкаф с лабиринтом и стал его рассматривать.

– Григорий Ефимович, вы бы лучше на распятие посмотрели да помолились бы перед ним.