Николай Шпанов - Ученик чародея (Часть 1-6)

Он так разволновался, что, вдруг умолкнув, протянул руку к Кручинину:

- Дай папиросу!

- В этом доме не курят, - спокойно ответил тот. - А кроме того, я хочу тебя поправить: если это дело не очень характерно для Латвии как для страны в наибольшей части атеистической и в незначительной своей части лютеранской, то зато процесс Квэпа характерен для иезуитизма, как такового. Разве все, что произошло, - не веха на пути крушения иезуитизма как явления, как антипода прогресса и демократии? Право, не мудрено проследить руку иезуитов в стране чисто католической, вроде Италии, или в странах с некоторыми корнями традиционного католицизма, как Польша и Венгрия. Что мудреного поймать там за руку иезуитов, шкодящих по приказу Рима?! Гораздо труднее сделать это в такой протестантской стране, как Латвия, где иезуита, казалось бы, и днем с огнем не сыщешь! А на поверку - вот он: с крестом в одной руке, с пистолетом в другой, с ядом, с патентованной петлей палача! И все для чего? Чтобы столкнуть людей лбами, чтобы их разъединить, чтобы разрушить единство народа, противопоставить друг другу братьев, отцов и детей, очутившихся из-за войны по разные стороны границы... По-моему, вы провели отличное дело.

- Увы, повторяю, не слишком типичное для нас, - разочарованно повторил Крауш.

- Но достаточно типичное для эпохи! - возразил Кручинин.

Крауш не мог скрыть довольной улыбки, но скромно сказал:

- В большой мере это заслуга твоего "ученика чародея"... Как это Спрогис оказал мне?.. "Лабак ман даудэн драугу не ка даудзи найдинеку. Драйге грауган року деве, найденеке забонинь" - "Лучше много друзей, чем много врагов: друг другу подает руку, а враг врагу меч..." Это здорово сказано стариками. И как это здорово: за то, чтобы латыш латышу протянул руку, дрался армянин... Здорово?

Кручинин исподтишка следил за Вилмой, не спускавшей влюбленных глаз с Грачика. Он увидел, как при словах прокурора еще восторженней засиял ее взгляд. По лицу Кручинина пробежала тень. Но так мимолетно, что никто ее не заметил. В следующее мгновение он шутливо сказал:

- Говорят, у страха глаза велики? А, по-моему, у любви они еще больше. Посмотрите на нее! - Кручинин с усмешкой указал на смущенную Вилму. Она энергичным движением подняла бокал:

- Довольно философии!.. За чародея! - Вилма порылась в сумочке и достала измятый конверт. В нерешительности сказала: - Я не знала, могу ли сделать этот подарок... Мне кажется, что это будет приятным сюрпризом для Нила Платоновича.

- Э, нет, в такой день тайн не полагается! - Крауш перенял у нее конверт и вытащил из него несколько мелко исписанных листков. - Вы правы: лучшего подарка не придумаешь. Смотри-ка, Нил: это целый длинный список репатриантов... Раз, два, три, четыре, - он перекладывал листки из руки в руку. - Имена тех, кто возвращается на родину. По-видимому, они "нашли истину".

- За искателя истины! За моего дорогого, несравненного учителя! стараясь поймать ускользающий взгляд Кручинина, проговорил Грачик. Помните, учитель джан, как вы когда-то предостерегали меня от трудной профессии. Я говорил тогда что-то самонадеянное... о следах, оставленных в истории Феликсом Дзержинским, и, кажется, о том, что Сурен Грачьян собирается пройти по этим следам.

- Если бы это показалось мне самонадеянным, мы не были бы теперь вместе, - ответил Кручинин. - Если бояться стремления к идеалу, то нельзя сделать ни шагу на пути к мечте, которой должен жить даже такой трезвый человек, как оперативный работник и следователь. Ты должен был найти свой идеал и хорошо, что нашел его в Дзержинском, как я в свое время нашел его в Кони.

- Этот архибуржуазный юрист?!.. Вы никогда не говорили мне о таком странном "идеале", - воскликнул Грачик. - А если бы сказали, я бы не поверил, честное слово!

- Ослышался я, что ли? - Кручинин прищурился на Грачика и сдвинул брови. Лицо его приняло неприветливое выражение. Грачик редко видел его таким, и ему стало не по себе.

- Я не верно тебя понял? - повторил Кручинин. - Ты хочешь сказать: из-за того, что Кони - деятель прошлого, чиновник старого режима, он и весь его опыт должны быть отброшены?.. Может быть, ты даже полагаешь, что это зазорно для нас, советских людей, коммунистов, уважительно относиться к таким как Кони? Нет, Грач! Советский народ в целом давно отказался от навязанной было ему идейки стать эдаким двухсотмиллионным иваном непомнящим. История народа - это великий путь испытаний, борьбы и побед, путь великих свершений - вплоть до нашей революции. Эти великие дела создали страну такою, как она есть. А ты?! Тебе хочется, чтобы в нашей профессиональной области мы чувствовали себя иванами непомнящими? И только из-за того, что один из хороших представителей нашей профессии в прошлом носил мундир с золотым шитьем?.. А я лопнул бы сейчас от гордости, ежели бы мог похвастаться десятой долей тех великолепных мыслей, какие родились в голове этого сенатора! Кони был блестящим юристом - знатоком своего дела, тонким исследователем души человеческой.