Габриэль Городецкий - Миф «Ледокола» - Накануне войны

Тем не менее почти ничего не известно о встречах Шуленбурга в те две недели, которые он провел в Берлине. Хотя его не ознакомили с военными директивами Гитлера, можно легко представить, что Шуленбург окунулся в атмосферу слухов, ходивших по Берлину, и вполне мог быть проинформирован своими высокопоставленными друзьями в армии и в министерстве иностранных дел.

Прибытие Шуленбурга в Берлин подтолкнуло к действиям вышеназванных руководителей министерства иностранных дел. Они попытались воспользоваться новым примирительным подходом Сталина, чтобы прямо поставить вопрос перед Гитлером и командованием вермахта. В этих действиях участвовал и Карл Шнурре, «архитектор» торговых соглашений с Россией. 21 апреля он передал Верховному командованию вермахта «жалобы» Алексея Крутикова, заместителя наркома внешней торговли. В ходе своего визита в Берлин последний заявил, что «Германия не предоставляет в достаточном количестве подвижной состав для перевозок от германо-советской границы товаров, поставляемых Советским Союзом». Он даже намекнул на возможность увеличения советских поставок 30.

Тем временем Гитлер несколько раз переносил аудиенцию для Шуленбурга 31. Тогда 21 апреля Вайцзеккер, который «уже почти потерял надежду добиваться своих целей, действуя через Риббентропа», подавил теперь собственное самолюбие и все же обратился к нему. «Корчась и извиваясь, как змея без жала», выражаясь его собственными словами, он попросил о срочном приеме у Риббентропа. В этот день тот был в Вене, — у него была встреча с министром иностранных дел Италии Чиано. Несмотря на колебания Риббентропа, Вайцзеккер настоял на необходимости срочной встречи и явился в Вену, где пробыл десять часов. Вечером того же дня он беседовал с Риббентропом в отеле «Империал». Вайцзеккер полностью согласился с докладной запиской Шуленбурга, к тому времени переданной Гитлеру. Он предупредил Риббентропа, что война против России «закончится катастрофой». Последний не высказывался по существу обсуждавшихся вопросов, но из общения с его помощниками Вайцзеккер понял, что рейхсминистр совершенно не разделял взглядов Гитлера 32.

Наконец, все эти усилия увенчались успехом: Риббентроп лично обратился к Гитлеру и получил его согласие принять Шуленбурга 33. К моменту этой встречи Риббентроп, кажется, стал твердым приверженцем позиции, которую отстаивал Шуленбург и другие. Тем не менее он разыгрывал свои карты весьма осторожно. Он предпочитал сначала выяснить позицию Гитлера, а уже потом принимать на себя какие-либо обязательства. Накануне приема Шуленбурга Гитлером, он послал графу из своего спецпоезда указание сделать запись беседы с Гитлером и немедленно направить эту запись ему 34. Кроме того, Риббентроп спешно связался с Вайцзеккером по телефону из Зальцбурга и приказал, чтобы министерство иностранных дел снабдило его своей оценкой докладной записки Шуленбурга, так как он сам обдумывал представление Гитлеру доклада по тому же вопросу. В ту зиму 1941 г. Вайцзеккер не меньше двух раз вел с Риббентропом долгие беседы, выдвигая тщательно продуманную аргументацию против войны с Россией. 6 марта 1941 г. он подготовил пространную докладную записку, где изложил аргументацию против войны с СССР и даже выступил за военный союз. Однако эту докладную он Риббентропу не передавал. А теперь он продиктовал ее основные тезисы по телефону. Он придерживался той позиции, что «Германия не может надеяться на то, чтобы победить Англию в России». Вот главная мысль его записки: «Нападение Германии на Россию лишь вызовет у англичан новый подъем духа. Там расценят это как неуверенность немцев в своем успехе в борьбе против Англии. Этим мы не только признаем, что война продлится еще долгое время, но тем самым фактически можем затянуть ее, вместо того, чтобы закончить быстрее» 35.

Наконец, 28 апреля Гитлер дал Шуленбургу личную аудиенцию в Рейхсканцелярии. Докладная записка Шуленбурга лежала на столе у Гитлера, закрытая. На протяжении всего приема Гитлер не обращал на нее внимания. Вместо этого он вел самый общий разговор о международном положении 36. К Шуленбургу он относился с недоверием и тщательно следил за тем, чтобы не раскрыть своих истинных планов. В ходе беседы он отзывался о русских в оскорбительных выражениях, допытываясь, «какой бес в них вселился», толкнув их на подписание Договора о дружбе и ненападении с Югославией. Чтобы сдержать своего чрезмерно усердного посла, Гитлер стал выдвигать против Сталина различные обвинения. Позже они будут использованы как предлог для нападения на Россию. Вмешательство Сталина на Балканах было одним из таких предлогов. Но главное, из-за чего Гитлер разразился бранью, это была якобы проводившаяся русскими мобилизация. Гитлер, как вспоминал позже Вайцзеккер, «имел по этому случаю наглость делать вид перед Шуленбургом, как ранее перед Мацуокой, что германские военные приготовления на Востоке носят оборонительный характер» 37. Возражения Шуленбурга, настаивавшего, что в своих действиях Россия руководствовалась «стремлением иметь 300 % безопасности», Гитлер немедленно отмел. Не добился Шуленбург успеха и в своих стараниях вызвать Гитлера на откровенность, высказав предположение, что «Россия очень встревожена слухами, предрекающими нападение Германии на Россию». Не удалась и его попытка доказать Гитлеру, что Сталин изо всех сил стремится заключить соглашение и готов идти на дальнейшие уступки. А перед тем, как закончить беседу, длившуюся не более получаса, Гитлер заметил, как бы невзначай: «Да, вот что еще: я не собираюсь воевать против России!» 38