Габриэль Городецкий - Миф «Ледокола» - Накануне войны

За завтраком 5 мая Шуленбург в качестве приманки упомянул о последней речи Гитлера, где тот подводил итоги Балканской кампании. Гитлер, убеждал посол Деканозова, подтвердил сделанное Молотову в Берлине заявление, что Германия не имеет в этом регионе ни территориальных, ни прямых политических интересов. Она только реагирует на происходящие здесь события. Поражает, что Шуленбург умышленно скрыл от Деканозова ту ярость, с которой Гитлер отзывался о советско-югославском Договоре о дружбе и ненападении. Идя на это, он был преисполнен желания восстановить общую платформу для возобновления переговоров. Шуленбург раскрыл лишь, что в ходе своего визита в Берлин нашел Гитлера озадаченным этим договором, который тот счел «непонятным и странным». Далее германский посол сделал намек на то, насколько тяжелым является создавшееся положение, рассказав, что, хотя он усиленно пытался убедить Гитлера, что целью советской политики является сохранение нормальных отношений со своими соседями, он не добился в этом успеха «на 100 процентов.-, и у него, Гитлера, остался какой-то неприятный осадок от действий Советского правительства за последнее время».

Но этот комментарий, вместо того, чтобы явиться предупреждением, послужил прелюдией к разработанному Шуленбургом плану укрепления разваливающихся отношений. Слегка изменив направление рассуждений фюрера, Шуленбург теперь стал убеждать Деканозова, что Гитлер оправдывает концентрацию немецких войск как контрмеру в связи с недавними слухами о мобилизации и передвижениях советских войск и о неизбежности вооруженного конфликта. Несомненно, в его памяти все еще была свежа мобилизация 1914 г., которая ускорила начало первой мировой войны. Очевидно, что Шуленбург надеялся использовать личную дипломатию в качестве последнего средства для того, чтобы подтолкнуть русских предпринять шаги, способные ликвидировать несомненный ущерб, который причинили советско-германским отношениям недавние акции России на Балканах. Открытые действия по умиротворению, предпринимавшиеся Сталиным, убедили его, что возможность разрешить нарастающий конфликт средствами дипломатии все еще сохранялась. Подобные шаги, однако, Сталин должен был предпринять сам и по своей инициативе.

Шуленбург дал практический совет — сократить число официальных заявлений, подобных сообщениям ТАСС, которые появлялись теперь чуть ли не ежедневно, при всяком повороте событий на Балканах. Посол не выражал убежденность, что Гитлер нацелен на войну. Вместо этого он раза два упомянул о сдержанности Гитлера и объяснил, что немецкие «меры предосторожности» на Западном фронте последовали в ответ на мобилизацию в России. Этим частично объясняется нерешительность Сталина в вопросе о принятии решения — провести ли открытую и эффективную передислокацию войск — ведь это могло бы быть расценено в Берлине как провокация.

Использование «слухов» как отправной точки для соглашения более общего плана было разумным. Длительное пребывание Шуленбурга в Берлине вызвало спекуляции в Москве и Лондоне. Эти спекуляции, как теперь представляется, увели и Сталина, и англичан в сторону от правильной оценки перспектив на будущее. Кампания дезинформации, предпринятая немцами после возвращения Шуленбурга в Москву, была нацелена против него в той же мере, что и против русских. В Берлине, казалось, были решительно настроены на то, чтобы сбить волну слухов о надвигающейся войне — и в переписке с Шуленбургом такие слухи категорически опровергались. Таким образом его обманным путем заставили поверить, что концентрация немецких войск являлась «прикрытием с тыла операций на Балканах». Еще более важным было то, что ему настоятельно рекомендовали: «на Вашем посту весьма желательна борьба со слухами, имеющими хождение среди немецких должностных лиц; в этой связи в подходящей форме можно использовать тот факт, что перевозки германских войск осуществляются в направлении с востока на запад, и в первой половине мая они достигнут значительных размеров (сообщается только для Вашего личного сведения: восемь дивизий) 45.

У Шуленбурга не было, так сказать, глины, из которой он мог бы лепить кирпичи своей аргументации. Он избрал путь постоянных ссылок на слухи. Во время своего пребывания в Берлине Шуленбург пришел к твердому убеждению, что слухи усиливали недоверие Гитлера. Генерал Кестринг, военный атташе в Москве, который сопровождал Шуленбурга в Берлин, получил недвусмысленное предупреждение о том, что лица, занимающиеся распространением слухов, будут подвергнуты суровому наказанию 46. Просматривая после возвращения из Берлина служебные документы, скопившиеся на его столе за время длительного отсутствия, Шуленбург обратил внимание на срочную директиву, которой начальник Генерального штаба предупреждал его, что «распространение слухов наносит очень значительный вред дальнейшему мирному развитию германо-русских отношений». Посольству было предписано подавлять и опровергать слухи 47. Буквально накануне своей встречи с Деканозовым Шуленбург получил указания от начальника политического отдела министерства иностранных дел бороться со слухами, которые намеренно распространялись англичанами, чтобы, выражаясь фигурально, «отравлять воду в колодцах». Его даже заставили поверить в то, что в первой половине мая восемь немецких дивизий будут передислоцированы с востока на запад 48.