Габриэль Городецкий - Миф «Ледокола» - Накануне войны

Неудачная позиция по вопросу о Югославии и последовавшие военные операции положили конец надеждам России на сохранение какого-то ощутимого контроля над этим регионом, имевшим жизненно важное значение для ее обороны. И тем не менее Сталин был по-прежнему убежден в том, что применяя тонкое политическое маневрирование еще можно предотвратить или по крайней мере оттянуть начало войны. Для этого, считал он, надо вернуться к предложениям, сделанным Риббентропом Молотову в Берлине. Сталину пришлось бы добиваться крайне сложного равновесия между положением зависимости от Германии и внешними проявлениями уверенности в себе. Он должен был осуществлять это маневрирование таким образом, чтобы отбить охоту и у немцев, и у англичан воспользоваться его слабостью. Точка зрения Майского, кажется, соответствовала позиции Сталина: и тот, и другой надеялись, что свои очередные шаги немцы предпримут против Англии. Вариантом номер один, возникавшим в представлении Майского, была бы военная кампания против Турции и далее проникновение на Ближний Восток. Другим, и более реальным, вариантом был бы захват Гибралтара с помощью Испании — или без нее; тем самым было бы покончено с господством британского флота в Средиземноморье, открывались бы новые перспективы для действий в Северной Африке и на Ближнем Востоке. Поэтому для России наилучшей линией поведения было бы избегать подобной участи, и оказывать сопротивление попыткам втянуть ее в конфликт 8. Альтернативой было бы прилагать все усилия к умиротворению немцев в надежде продлить срок действия пакта Риббентропа-Молотова. и расширить сферу его применения.

Советское решение любой ценой избегать конфликта с Германией, вероятно, было принято всего через два дня после заключения с Югославией Договора о дружбе и ненападении. Это соглашение не остановило Гитлера, который отдал приказ наказать Белград. Были совершены налеты авиации на Белград, и в эти же часы немецкие танковые колонны шли на огромной скорости к югославской столице. 8 апреля Деканозов по поручению Молотова посетил Вайцзеккера для обсуждения второстепенных вопросов двусторонних отношений. Вайцзеккера поразило, что Деканозов «не произнес ни одного слова критики в связи с нашей интервенцией в Югославии». Его мысли были далеко от этого. Деканозов, казалось, был заинтересован визитом в Берлин министра иностранных дел Японии Мацуоки. Немецкий дипломат заверил Деканозова, что визит Мацуоки явился продолжением усилий по расширению Тройственного пакта, а сам пакт «имел целью предотвратить расширение войны» 9.

Невооруженным глазом было видно, что русские после падения Югославии впали в состояние паники. Криппс был абсолютно прав, выступив против передачи им расплывчатых предупреждений Черчилля. Криппс говорил при этом, что русские очень внимательны к сигналам опасности и делают все, что в их силах, чтобы противостоять растущей угрозе. Первой реакцией на разгром Югославии стало поспешное заключение 13 апреля 1941 г. Пакта о нейтралитете с Японией. Это было сделано во время возвращения Мацуоки на родину, когда он проезжал через Москву. Сталин так рвался заключить соглашение, что отказался от всех своих ранее выдвигавшихся оговорок и уступил чрезмерным японским требованиям. Это было блестящим достижением для России, ибо заключение пакта снимало угрозу открытия против нее второго фронта в случае начала войны с немцами. Однако историки не разглядели, в чем же заключается для Сталина достигнутый успех. А дело в том, что в его первоочередные цели входило добиваться помощи Японии в своих возобновившихся попытках найти подходы к Германии — это расчищало бы путь к присоединению России к Тройственному пакту. Сталин сказал Мацуоке, что, заключая соглашение, он надеялся продемонстрировать отсутствие намерений «заключать сделки с какой-нибудь англо-саксонской державой». Он также заявил о своей готовности «к широкому сотрудничеству с участниками Тройственного пакта» 10.

Сталин, кроме того, избрал этот момент для того, чтобы сбросить последние идеологические оковы, которые могли бы омрачить его отношения как с Германией, так и с Англией. В полночь 20 апреля члены Политбюро, насладившись жизнерадостным зрелищем таджикских плясок в Большом театре, вернулись в Кремль, чтобы участвовать там в рутинном ночном заседании, на которое был также вызван Димитров. Сталин воспользовался этим случаем, чтобы высказать свои взгляды на перспективы мирового коммунизма, которые у него сложились за последнее время. Он был весьма далек от того, чтобы думать о «ледоколе». Наоборот, Сталин подорвал сами основы Коминтерна тем, что выступил в защиту «национального коммунизма»: