Джек Голдстоун - Почему Европа? Возвышение Запада в мировой истории, 1500-1850

Кроме того, обучение на основе новейших научных открытий и по последнему слову экспериментальной методики стало общепринятым в Британии благодаря открытым лекциям, демонстрациям, а также распространению плакатов и учебников, доступных в технических библиотеках по всей стране. Развилась даже небольшая отрасль промышленности, дававшая упрощенное представление и популяризировавшая практические формулы из последних научных трудов. Каждый — от ремесленника до представителя высших классов — мог свободно получить практические знания в области последних исследований, и многие так и поступали.

Женщины разделяли всеобщее увлечение образованием, и многие из них стали крупными учеными и изобретателями. Среди них — палеонтолог Мэри Эннинг, ботаник Анна Аткинс, математик Августа Ада Байрон Лавлейс, астроном Каролина Гершель и физик Мэри Соммервиль в Британии, поклонница Британии мадам Де Шатле в Париже (переводившая труды Ньютона на французский) и астроном Мария Митчелл в Соединенных Штатах.

Усвоение экспериментального метода и общедоступность последних научных открытий превратило ремесленников и изготовителей приборов в современных инженеров. Именно близкое знакомство бизнесменов и промышленников с преимуществами эксперимента и научного исследования — и потенциалом исследований в создании ценнейших инноваций — побудило предпринимателей нанимать и финансировать инженеров для усовершенствования своей деятельности. Примерно столетие спустя после публикации в 1687 г. фундаментальной работы Ньютона только Британия содействовала обучению и популяризации экспериментального метода и Ньютоновой механики среди ремесленников, инженеров и предпринимателей, побуждая представителей всех этих групп объединяться с ведущими научными исследователями и даже разрабатывать свои собственные исследовательские программы и заниматься изобретательством. Вот так Британия впервые в истории сделала научное проектирование обычной и вполне ожидаемой частью экономического производства.

В большинстве европейских стран до конца XVIII в., напротив, различия между ремеслом, предпринимательством и научной работой оставались четко выраженными. Промышленников и производителей больше заботило знание своей продукции, торговых секретов и рынков сбыта, чем научное знание или методы, которые привели бы к созданию новых процессов или продуктов. Тем временем европейские математики продолжали свои исследования, не слишком заботясь об их практической применимости. Экспериментаторы и теоретики Французской академии наук оставались элитой, занятой внутренними дебатами; их работа не получала широкого освещения и не доносилась до французской публики XVIII в. В дебатах в главных салонах Франции гораздо больше внимания уделялось политике и реформированию королевских учреждений, чем экспериментальной науке.

Поразительно, что в конце XVIII — начале XIX вв., даже после того, как ошибки картезианской механики стали общеизвестными, а французский ученый Антуан Лавуазье провел экспериментальную революцию в химии, масштабы применения научных открытий в производстве и промышленных процессах во Франции были совершенно несравнимы с британскими. Многие французские ученые продолжали рассматривать механику главным образом как совокупность проблем абстрактной математики, а не эмпирического исследования реального мира. А что если бы не было никаких британских успехов в инженерии и производстве, подтолкнувших французов и других европейцев к развитию своей собственной практической и научной инженерии? Возможно, европейские математики действительно достигли бы уровня, сопоставимого с достижениями прошлых поколений китайских, индийских и мусульманских математиков, но, как и у последних, их работа едва ли оказала бы сколько-нибудь значительное влияние на промышленное производство.

Многие великие цивилизации мира добились больших успехов в науке и технологии. Индийцы издавна славились передовой математикой, а китайцы и мусульмане в Средние века по уровню развития математики и астрономии намного опережали Европу. В химии и оптике европейцы отставали от мусульманских стран на несколько столетий. В то же самое время все эти цивилизации имели развитые технологии (от ветряных мельниц до хлопчатобумажного и керамического производства, а также техники судостроения и судоходства), которых не было у европейцев. Поэтому остается загадкой, отчего ни одна из этих великих цивилизаций так и не создала паровой промышленности, не совершила прорыва в области транспорта или не пришла ни к одной из множества других технических инноваций, ускоривших темпы экономических изменений и тем самым позволивших свершиться промышленной революции на Западе.