Лира Муховицкая - Морозовы. Династия меценатов

Мария окончила московскую частную женскую гимназию С. А. Арсеньевой. По настоянию матери, стремившейся, но не сумевшей стать пианисткой, Мария много времени отдавала игре на фортепиано. Ее музыкальным наставником была жена выдающегося русского композитора и пианиста Александра Николаевича Скрябина, Вера Ивановна Скрябина, профессор Московской консерватории.

После революции Мария прошла курс обучения в Московской консерватории по классу рояля. Вскоре после окончания консерватории, в 1927 году ей, с разрешения советского государственного деятеля Авеля Сафроновича Енукидзе и при поддержке итальянского посла графа Гаэтано Манцони, удается выехать за границу. В эмиграции Мария сначала жила в Париже, а затем в Мюнхене и Берлине, повышая исполнительское мастерство у таких выдающихся музыкальных педагогов, как Юлий Эдуардович Конюс и Артур Шнабель. В Париже Мария Морозова познакомилась с сыном бывшего директора московской Фидлеровской гимназии Александром Александровичем Фидлером и вышла за него замуж. Александр Александрович служил офицером в Добровольческой армии А. И. Деникина. В эмиграции он окончил политехникум в Швейцарии, где и работал инженером до встречи с Марией Михайловной.

Мария Михайловна Морозова буквально боготворила Авеля Енукидзе за его помощь с отъездом из Советского Союза. В своих воспоминаниях она написала, что Енукидзе сказал на прощание: «Деточка, обещай мне, что закажешь заупокойную службу по мне, когда услышишь, что меня убили» . Через десять лет, 16 декабря 1937 года, Мария Михайловна играла фортепианный концерт в Берлине. На следующий день ее муж А. А. Фидлер отправился за газетными рецензиями, но первое, что он увидел в газетах, были сообщения о расстреле в Москве репрессированного А. С. Енукидзе. «Молитву за упокой души убиенного Авеля в русской церкви на Находш-трассе прочел отец Иоанн, будущий епископ Сан-Францисский» .

Когда началась Вторая мировая война, семья Марии Михайловны переехала из Германии в итальянский Тироль. После войны, в 1946 году, Мария и Александр покинули Европу и отправились в Бразилию, где прожили до 1954 года. В Европу они больше никогда не возвращались. После того как в Рио-де-Жанейро умер А. А. Фидлер, Мария Михайловна эмигрировала в США, где сначала преподавала музыку в Нью-Йорке, а затем работала преподавателем русского языка в Университете штата Индиана в Блумингтоне, потом в течение трех лет преподавала русский язык в Дартмутском колледже города Хановер, штат Нью-Гэмпшир, а после в Бостонском колледже.

О берлинском периоде Марии Михайловны известный философ Федор Августович Степун оставил следующие воспоминания: «Несколько лет тому назад я, не подозревая, что младшая дочь Маргариты Кирилловны живет с мужем в Берлине, заметил ее в числе своих слушателей на докладе о театрах Москвы. На следующий же день я зашел к ней. На стене просторной комнаты – портрет работы Тропинина. На концертном рояле – пастернаковский набросок дирижирующего Никиша, за спиной дирижера – колонны и антресоли Благородного собрания, нынешнего Дома Советов <���Дома Союзов>. Рядом с ним фотография Скрябина (хорошо знакомое по эстраде тонкое нервное лицо) и еще несколько своих московских вещей – сиротствующих в Берлине мигов прошлого. Пьем чай, разговариваем обо всем сразу. Мария Михайловна, лицом и манерами очень напоминающая мать, говорит больше вздохами, восклицаниями, отрывочными вопросительными фразами, радостными кивками головы: „Ну, конечно… Мы с вами знаем…“ Вспоминаем нашу Москву. В Марии Михайловне, слава богу, нет и тени злостной эмигрантщины. Она и в советской Москве чувствует хоть и грешную, но все же вечную Россию. После чая она садится за рояль и долго играет Скрябина, Медтнера, Калинникова. В моей душе поднимается мучительная тоска. Странно, тоска, голод, а все же она насыщает душу».

В течение всей своей жизни Мария Михайловна переписывалась с оставшейся в Москве горячо любимой матерью Маргаритой Кирилловной и поддерживала ее морально после смерти детей – Георгия, Елены и Михаила, своих братьев и сестры.

29 ноября 1964 года Мария Михайловна скончалась в Бостонском генеральном госпитале от флебита, перешедшего в лейкемию, о чем 9 декабря сообщила нью-йоркская газета «Новое русское слово».

СЕРГЕЙ ТИМОФЕЕВИЧ МОРОЗОВ

В конце XIX – начале XX века кустарная промышленность определяла весьма значительную область общественного производства, экономики и национальной культуры России. И поэтому неудивительно, что широко распространенными в те времена были такие определения как «кустарный специалист» или «деятель по кустарной промышленности». Сергей Тимофеевич Морозов как раз и был таким деятелем по кустарной промышленности, одним из самых авторитетных в этой области специалистов в нашей стране. Что же побудило недавнего выпускника юридического факультета Московского университета большую часть жизни посвятить оказанию помощи кустарям? Скорее всего, главную роль здесь сыграли традиции семьи Морозовых. «Вестник кустарной промышленности» в одной из своих публикаций отмечал: «С. Т. Морозов привнес в кустарное дело традиции известной мануфактурной фирмы „Савва Морозов“. Первая ее фабрика в Орехово-Зуеве не прерывала и до сих пор не прерывает сношений с кустарями. Число последних… превышает 100 тысяч человек и превосходит более чем вдвое число фабричных рабочих». Но стоит отметить, что помимо традиций предпринимательства среди Морозовых были сильны и традиции благотворительности, меценатства, поддержки духовных и культурных начинаний. Все это воспринял и Сергей Тимофеевич, который в конце 1880-х годов начинает большое внимание уделять кустарному делу, но не как филантроп, а с гораздо более практичным намерением: оказать кустарям содействие в переустройстве их трудовой деятельности в соответствии с меняющимися общественными и экономическими условиями.