К Тарасов - Отставка штабс-капитана, или В час Стрельца

- Почему не любил, - смутился Красинский. - Слово какое-то сентиментальное. Хотя вы верно заметили: мне он не нравился. Скучно было с ним, тяжело, всем на свете он был недоволен. Царь - подлец, в правительстве - мерзавцы, дворяне - скоты, а честные люди - только те, что на каторге, да он.

Я повернул назад и стал про себя отсчитывать шаги.

- Тоскливая натура, - продолжал Красинский. - Едем, бывало, мимо костела, он со злобой - "Работает, колдун!", мужики у корчмы дерутся, он "Правительство народ развращает!", лентяй крышу не перекрыл, он "Дворянство, так их и так. До убогости довели народ!". Просто смешно становилось.

И Красинский рассмеялся.

- Что вас еще интересует? - спросил он, отсмеявшись.

"Еще, где находился господин Володкович, когда вы вернулись с просеки!" - "В траурной зале", - был ответ. "А Людвига?" - "Тоже там". - "А Михал?" - "Все вместе. Вы думаете, - усмехнулся Красинский, - кто-то из них бегал в лес стрелять по вашему лекарю?"

- А Михал знает о выстреле? - спросил я.

- Он считает, что приятель Северина развлекался. Мундиры ваши ему в любом случае неприятны. И я так думаю.

Ай да Михал, поразился я. Мудрец.

- Я хочу вас попросить, - сказал Красинский, густо покраснев. - Я не говорил, что вы меня ранили... Я не могу, мне легче голову потерять... и дуэль наша все-таки не окончена. Я сказал, что разбился о сук, когда за стрелком гонялись... Вам ведь все равно...

Я мысленно ахнул. Да сколько же тебе лет, восклицал я. В таком рабстве у самолюбия состоять... Эх, совсем ты небитый! А если бы я грудь посек, что врал? - что медведь когтем провел?

- Вот вы полагаете, что Северин застрелился, - сказал я. - У вас есть основания?

- Кому он был нужен, этот Северин. У них у всех, кроме отца, слабая воля. Повоевал, потягался по лесам и к отцу - дайте денег, отбываю за границу, в Италию отдыхать. Что же касается слуг, то тут не те слуги, которые хозяев убивают. Мы сегодня говорили: господин Володкович месяцами держит в секретере деньги, и немалые - рубль не исчез. Уже сто раз могли бы ограбить, будь желание.

- Но зачем же ему было стреляться, если он в Италию намечал?

- Наверное, господин Володкович отказался выделить средств. Вот он погоревал в кустах и, назло семье, - пулю в лоб. Господину Володковичу, разумеется, стыдно признаться, что пожадничал, а хочется думать: не он виноват, а кто-то, неизвестно кто.

Неплохо придумано, похвалил я, только не твоей, братец, головой. Кто-то вложил эти мысли в твои уши. Михал? Людвига?.. Поверить бы еще, что Шульмана не пуля, а шмель укусил...

Мы расстались. Красинский пошел в дом, а я, сцепив за спиной руки, ходил взад-вперед по аллее, обдумывая ход разговора с Михалом. Вскоре он появился, и мы побрели тем самым маршрутом - мимо прудов, через лужайку, в кустарник, - каким я водил Красинского. Это хождение имело специальную цель: заставляя очередного собеседника, которого я в эти минуты предполагал убийцей, идти по следам Северина, я простодушно надеялся заметить на лице отражение внутренней борьбы или страха. Ни Красинский, ни Михал моих ожиданий не оправдали.

Но правду сказать, хладнокровие и немецкая логика Михала произвели на меня более тягостное впечатление, чем импульсивная дурость Красинского. В моем противнике было чрез меру эмоций, над ними можно было смеяться, порицать их, но эпитет "тоскливый" никак к нему не подходил. Михал же хоть и обладал лучшим умом, но олицетворял собой скуку. Уже сам вид его располагал к скучанию.

Я поинтересовался, почему никто не удержал Красинского от несправедливой дуэли.

Спокойно и рассудительно Михал объяснил, что и предположить не мог возможность дуэли. Он-де был убежден, что я, услыхав вызов, тут же распоряжусь высечь задиру. (И зря я этого не сделал, подумал я с сожалением.) Он лично поступил бы именно так.

- Логично! - сказал я. - А как вы считаете, Михал, ваш отец обеспечил Северина средствами или отказал?

Ответ оказался удивителен:

- Ни то и ни другое. Насколько я понял из слов брата, - продолжал он меланхолическим тоном, - он попросил большую сумму - чуть ли не всю свою наследственную часть. О назначении средств можно только гадать: для закупки оружия, для формирования нового отряда или попросту для жизни за рубежом толком не знаю, планы у Северина всегда были таинственны. Отец сразу не ответил. И непросто ответить, сами понимаете. Позавчера решение у него еще не созрело. И я думаю, что он выдал лишь скромную долю того, что брат ожидал.

- Сразу хочу прибавить, - продолжал он, - что отец поступил разумно. Выбрасывать неизвестно куда - за народную волю - без пользы для семьи семейные деньги, подрывать имение - я сам против этого.