К Тарасов - Отставка штабс-капитана, или В час Стрельца

XXX

Нагнав рассыпанный в цепь взвод, я приказал возвращаться в деревню. Солдаты обрадовались.

Закат горел над лесом; когда дорога поднималась на холм, пылал сквозь стволы багряный круг солнца; где-то недалеко каркали вороны; воздух остыл; небо было чистое, на нем серебристой печатью проступал диск луны. Меня всегда волновала эта древняя печать на земном небе, оттиск лица первого бога, знак его давнишнего бытия, его след - легкий, как дальний звон. Следуя доброму инстинкту, я никогда не смотрел на луну сквозь увеличительное стекло - древние тайны и новые тайны не увидишь с его помощью, и не станет понятно, отчего свет ночного светила вызывает у нас грусть. Или мы ощущаем глубину тьмы и забвения, из которого выплывает серебристая тень?

Но древние боги осмеяны, луна объявлена божьей лампадой, а создатель, во славу которого она украшает небосвод, не следит за человеками; он спит до Судного дня и судить дела доверил людям. Графу Муравьеву, например, заплечных дел мастеру. Достаточно написать ему письмо, подумал я, он махом этот узел разрубит. Но сама мысль писать донос была отвратительным допущением. Я знал, что и буквы не напишу. Да и толку нуль - здесь появится новый владелец, и мои заботы пойдут на пользу только ему. Но что мне за дело сменять помещиков. И потом: негодным образом действуешь - значит, негодяй. А негодяев без меня с избытком. Вот и по мне стрелял подлец, а если я тайно по нему выстрелю - тоже буду подлец.

Распустив взвод, я прибыл к подполковнику Оноприенко и доложил о неудаче поисков.

- Да, - согласился командир. - Легкое ли дело обнаружить в лесах беглеца. Он подвижен, не оставляет следов. Поблагодарим бога - могло быть хуже. Напишите объяснение, Петр Петрович, будем надеяться, последнее, а утром - прочь от этого места. В часов семь и выступим.

Времени у меня осталось вечер и ночь.

Я поехал к Шульману.

XXXI

На лавке возле Шульмана стояло полдюжины бутылок - все запечатанные.

"Вот как заботятся о раненом настоящие товарищи", - сказал лекарь. "Еще бы! - ответил я. - Ведь вы, Яков Лаврентьевич, принесли на алтарь Победы свою кровь. Не удивлюсь, если награду получите". - "Свое я уже получил, - сказал лекарь. - А вы, говорят, мятежников искали. Ну что?" "Покамест ничего. Но думаю, узнал подлеца". - "Вот именно - подлец, сказал Шульман. - Испортил настроение. И пить не хочется. Разве с вами. Откройте кагор - подполковник лично привез. И мне налейте". - "А я к вам с просьбою", - сказал я. "Уж не опять ли на дуэль ехать? Решительно отказываюсь - жить хочется". - "Нет, другого рода". - "Ну, тогда слушаю".

- Вчера, - сказал я, - мы подписались в том, что Северин Володкович покончил жизнь самоубийством. Так вот, он был убит, а всех нас ловко обманули.

- И вы знаете, кто это сделал?

- Знаю. И хочу с вами поделиться. Мне ваше мнение интересно.

- А мне ваша история.

- Ну, так послушайте. Если надоест, скажите откровенно.

- Готов слушать всю ночь.

- Начну с того, что Северин вовсе не несчастный Ромео, каким рисовал его отец. Он был взводным командиром в отряде повстанцев, две недели назад разбитом. Избежав пленения, он и с ним трое приятелей пришли сюда. Одного из них убил Лужин, второго я спас на Шведском холме, третьему помог сбежать из поповского сарая. Надеюсь, вы меня не осудите?

- Так это вы! - воскликнул лекарь. - Жму вам руку. Но как, как это было?

Я рассказал.

- И вы не устыдились жаловаться на свое бессилие? - укорил меня Шульман. - Или попросту разыгрывали?

- Нисколько, Яков Лаврентьевич. Поймите меня. Просто грех искупил. На мне был, на вас - нет. Но продолжать?

- Вы еще спрашиваете.

- Два дня назад Северин привел семью в замешательство просьбой денег. Отец, взяв за компанию Михала и Людвигу, отправился за деньгами в город. Я встретил их у корчмы, когда они возвращались. Вид у них был тусклый. Такая просьба не вызвала бы удовольствия и несколько месяцев назад, хоть тогда поступки Северина семейному благосостоянию не угрожали. Тогда граф Муравьев еще не испытывал родственные чувства круговой ответственностью, еще в Сибирь никого не гнали и не лишали имений. Другое дело сейчас, когда постановлено: хочешь владеть имуществом, доложись, что сын - инсургент или что брат - инсургент; доложись, где он, появляется ли дома, и обязательно донеси, если появится. А Северин связи с домом не держал. Может, к этому дню его уже в мыслях и похоронили. И вдруг явился и просит денег. Кандидат на виселицу. Живая угроза семье. Схватят - улика неопровержимая - прощайте пруды, ужины, лебеди и слуги, прощай свадьба - Красинский-то еще не родственник, ему - ничего, прощай хозяйство на немецкий манер, слава богатого помещика. Есть о чем задуматься, да?