Владимир Толмасов: Сполохи (Часть 1)

Одна из дыр была заделана толстыми досками, в них - дверца малая с засовом и вислым замком, около дверцы - прислоненная к стене ручница1. Видно, сторож отлучился ненадолго. Из-за тех досок и доносились стоны.

Бориска прислонился щекой к дверце, услыхал глухое позвякивание железа, и опять кто-то простонал жалостно.

- Эй, - позвал он шепотом, - кто тут?

Стало тихо.

- Не боись, - снова зашептал Бориска, - я не сторож.

Явственно зазвенело железо. Тот, кто сидел за дверцей, приблизился. Бориска даже дыхание услыхал.

- Ты кто? - спросил старческий голос.

Как ему ответить? Парень помедлил и сказал:

- Не тутошний я. Седни только объявился. Вместях с отцом Иоанном, то бишь с Нероновым Иваном, приехал.

Раздался приглушенный стон, и в стену ударили железом. Бориска понял, что узник в цепях.

- Правда ли сие? - прохрипел тот из-за дверцы.

- Истинный крест. А ты пошто тут сидишь?

- Внимай, добрый человек, - задыхаясь, торопливым шепотом заговорил узник, - коли ты в самом деле с Нероновым, обскажи ему, что пустынник анзерский Елизарий по прихоти архимандрита скован и в тюрьму брошен ни за что ни про что. Чуть не ежедень бьют мя плетьми, живого места не оставляя. Пущай отец Иоанн вступится, коли помнит мя... Да еще передай, что не один я под замком-то. В других ямах також люди маются. Я за них слово держал, да и сам попал...

- Ладно, скажу, отец Елизарий, - пообещал Бориска. Он хотел спросить узника, правда ли, что видел он Никона со змием, но тут же отпрянул в сторону. Под арками зазвучали тяжелые шаги. Бориска метнулся вдоль стены и, прижимаясь к ней спиной, тихо переступая, стал удаляться от опасного места. Уйдя за поворот, он услышал грубый голос:

- Ты чаво там распелся, дьявол? Нишкни! Ужо отворю дверь наплачешься!..

Выбравшись на открытую площадку, залитую солнцем, помор передохнул. Теперь ему стали понятны странные слова старика караульного. Вот тебе и святая обитель! Помолившись, преподобные за плети берутся, братьев своих духовных лупцуют, а потом снова в храм, грехи замаливать. Ну и ну!..

4

Бориска оказался у высокого двухэтажного, похожего на храм дома с крутой крышей и каменным узорочьем по карнизам. Дом покоился на подклете, сложенном из дикого камня. Одно окно было раскрыто, и до Бориски долетел запах выделанной кожи. "Чоботная палата", - догадался парень.

Прикинул по солнцу - пора и закусить. Выбрав плоский, выступающий из подклета камень, бросил на него тулупчик, присел, развязал узелок. В узелке снедь скудная - зачерствелый хлебушек, рыба вяленая да головка лука. Не торопясь стал есть.

Мимо проходили кучками и в одиночку монахи, трудники, бельцы1, косо поглядывали на помора. В чоботной стучали молоточками. Кто-то напевал:

Кидаю, бросаю да зелен виноград

К тебе на кроватушку на тесовую,

К тебе на постелюшку на пуховую

Скрипнуло, распахнулось еще одно окно. Бориска поднял голову. В проеме оконном стоял, потирая волосатыми руками выпуклую грудь, закрытую фартуком, рыжебородый мужик. Увидев парня, мужик подмигнул:

- Хлеб да соль!

- Ем, да свой! - отозвался Бориска.

Два парня в долгополых сукманах остановились перед Бориской. Не обращая на них внимания, он жевал хлеб, закусывал луковкой. Один, по виду служка монастырский, небольшого росту, скуластый, локтем толкнул другого:

- Глянь-ка, земляк, пристроилась деревенщина, хлеб с луком ваглает2, сапогами занюхивает.

Широкоплечий крестьянин - немного постарше Бориски - в сапогах, облепленных рыбьей чешуей, пробурчал:

- А тебе-то что, Васька. Пущай его насыщается.

- Ишь, брезгует нашим-то, монастырским, - не унимался скуластый, ощеривая желтые зубы. - А може, он - никонианин?

От обоих несло перегаром. Бориска по младости лет зелья хмельного не пивал, и этот запах был ему противен. Не понравился и задира Васька. Он хмуро глянул на парней.

- Чего надо? Идите, куда шли.

Васька ухмыльнулся.

- Слышь, Самко, поучить бы не мешало вахлака3.

- Связываться охоты нет, - лениво проговорил Самко, - его соплей пришибить можно. Пойдем, Васька.

Служка пьяно засмеялся, выкатывая наглые белесые глаза, и вдруг ударил носком сапога по платку со снедью - хлеб и огрызок луковки покатились в пыль.

У Бориски напряглись мышцы: "Ага, драться захотел. Ну я ему!.." Он проворно вскочил на ноги, схватил Ваську за ворот сукмана, и в следующий миг служка кубарем катился по траве, сбитый страшным ударом в голову.

- А-а, ты этак! - взревел Самко и медведем двинулся на парня.