Владимир Толмасов: Сполохи (Часть 1)

- Однако за что же?

- За то, что перечил старцам, напоминая им, бражникам, о заветах Зосимы и Савватия хранить благочестие да держать в сердцах своих страх божий.

Бориске не верилось, он недоверчиво покачал головой.

Корней стиснул ладонями лицо, провел ими от лба до подбородка.

- Опосля того отдали меня под начал старцу Герасиму Фирсову. Прославился сей чернец тетрадками своими о перстосложении. Я те тетрадки чёл, да умного в них отыскал мало, поелику1 книг больше Герасима ведаю. Что толку исписывать бумагу изречениями из древних преданий, коли собинных мыслей нет!.. Однако время подошло - с Никоном сцепились. Тут-то и объявилась цена тетрадям Герасимовым. А сам он бражник и коварник2 отменный...

Бориска присел рядом, погладил брата по спине.

- Бежал бы ты отсель, Корней. Давай-ко вместе! Делом займемся, будем, как батяня, суда строить.

Дрогнула братухина спина, напряглась.

- Сызнова государево тягло нести? Ныне на поборы не напасешься. Соборное Уложение поперек хребта всем легло. От него не токмо миряне, монастырь стонет. - Он понизил голос. - Слышал я, будто Никон супротив Уложения восстает...1

За окошком стемнело. Фитилек в лампадке горел крохотным огоньком кончалось масло.

- Неронов баял про конец света. Неужто скоро? - задумчиво произнес Бориска.

- Кто знает... То не нам - богу ведомо. А тебе еще раз советую: покинь Неронова, обманешься.

- Я слово ему дал. Провожу, куда идет, а там видно будет.

- Ну, гляди сам. Я ведь тебе ныне замест отца. Ежели худо станет, вертайся сюда, пособлю чем смогу.

Бориска помолчал малость, потом молвил:

- Что-то все у вас, в церкви, перепуталось. Сам-то ты кого держишься? Может, Никона?

Корнея было едва слышно.

- Хулят Никона, что многого требует от братии. А коли вдуматься, патриарх - вострого ума мужик. Шутка ли: зажать в кулаке всю церковь да вровень с царем встать! Не каждый такое сможет. И ведь как в сказочке: жил да был крестьянский сын Никитка Минич... А теперь? Сам великий патриарх, великий государь Никон!.. Мне судьба Никона покоя не дает. Иной раз вопрошаю себя хватило бы сил моих, чтоб достичь того же?

- Высоко метишь, братуха.

Корней, словно не расслышав Борискиных слов, продолжал:

- Противятся Никону лишь по злобе да по неграмотности. Я прочел хартейных книг довольно и столько путаницы и разнословицы в богослужебных чинах нашел, что за голову взялся: как это мы умудрялись до сих пор службу церковную править?.. Никону надо в ноги кланяться, благодарить, что единство чинов богослужебных ввел, а безграмотных попов - гнать в три шеи.

- Ты, стало быть, за Никона.

- Я умных людей уважаю, а дураков промеж нашего брата весьма довольно, ежедень зришь глупые хари.

- Неронов тоже умной.

- Может быть... Однако духовно слаб отец Иоанн.

- Да ведь он патриарха в глаза лаял.

- И я бы лаял, кабы турнули меня с теплого места.

5

В келье архимандрита по случаю приезда Неронова был пир горой.

Настоятель восседал в кресле с высокой спинкой и обтянутыми бархатом подручками2 за торцом широкого стола, покрытого тканой скатертью и уставленного винами и закусками. Десную3 от него, сцепив пальцы у подбородка, в кресле поменьше горбился отец Иоанн. Жгучие глаза полуприкрыты, лицо бесстрастное: не поймешь, о чем думает бывший протопоп. С другой стороны стола, против Неронова, на лавке пристроились соборные старцы - Герасим Фирсов и любимец настоятеля Исайя, хлипенький, с елейным выражением на розовом морщинистом лице. Все были одеты в черные суконные подрясники. На груди у настоятеля тускло поблескивал осьмиконечный массивный крест на тяжелой цепи.

Сумерки не могли пробиться сквозь вагалицы4 в окнах, но, благодаря нескольким шандалам5 с зажженными свечами, в келье было довольно светло. Свечи будто нарочно были сдвинуты к тому краю стола, за которым сидел Неронов.

Отец Илья собственноручно наполнял вином чаши и кубки и зорко следил за тем, чтобы суды1 гостя не пустовали. Очень хотелось настоятелю разговорить Неронова, но тот пил мало, закуску едва щипал и помалкивал, изредка бросая скупые слова.

Поначалу речь зашла о монастырском хозяйстве. Архимандрит, удрученно качая бородой, жалобился на малые доходы, на то, как трудно стало с податями да сборами, а сам исподволь подводил говоря к одному: кто всему виной. Намеки подавал, напускал туману. Герасим и Исайя сокрушенно трясли головами, поддакивали.

- Минули дни, когда соловецкой обители настоятель мог творить власть и суд, и расправу чинить по всей вотчине, - говорил отец Илья, потягивая мальвазию2, - нет у нас нонче прав. Титул архимандрита - одна видимость. Бывало, игумены имали боле, чем я. Под новгородским митрополитом ходим! Аки слепцы бредем за поводырем несмышленым. Падем в яму, так оба, и вытащить некому, еще заплюют да дерьмом закидают, прости господи. - Он опустил кубок3 на колено, наклонился в сторону Неронова. - Черной ночью Русь окутывается, с надеждою ждем светлого утра. Ужели не наступит рассвета час? За что наказует господь нас грешных?