Александр Несмеянов: На качелях XX века

Что же представляла собою моя бабушка — в пожилом возрасте маленькая женщина с несколько расплывшейся фигурой, с точеными чертами смуглого лица, освещенного большими лучистыми карими глазами? Как ни любила она детей, для которых была готова на любые жертвы и которых с нетерпением ждала, только и живя этим ожиданием, но переехать и жить в нашу семью, где было достаточно места, средств и теплоты, она не соглашалась. Она предпочитала быть независимой даже тогда, когда началась старческая неразбериха в мыслях, когда она уже путала детей и внучат и вообще не очень различала людей. Для нее в основном в это время люди делились на две категории: родные, милые, приятные и чужие. К последним отношение было холодно-официальное. К первой категории относились дети, внуки и правнуки. Из правнуков, впрочем, родились при ее жизни только мои Оля и Коля, и этих правнуков она путала постоянно то со своими внуками, а то и с детьми.

Была у нее еще одна любопытная, так сказать национально-классовая, черта, назовем ее антидемократизм. В ее сознании резко были противопоставлены, с одной стороны, люди ее круга, с другой — «низшие», все «эти» крестьяне, соседи-мещане, прислуга и т. д. Это различие сказывалось и в тоне разговора. Особенно я это почувствовал, когда мы приехали на лето в Киржач и привезли с собой моего друга — воспитанника Бахрушинского приюта Леонида Соколова, мальчишку, как и я, лет двенадцати. Он, конечно, по бабушкиной классификации относился к плебейской категории, и тон (возможно, едва заметный, но резавший мне ухо и душу) был соответствующий. Вероятно, это был немалый элемент, способствующий демократизации моего воспитания. Вообще «воспитание от противного» имеет вряд ли меньшее значение, чем воспитание примером.

В семье деда В.Е. Несмеянова вопрос о демократизме стоял совершенно иначе. Прислуга была равноправным членом семьи. Многочисленное (16 человек) потомство, рождавшееся чуть ли не каждый год, невозможно было выходить одной матери, и поэтому «нечетные дети» выхаживались и выращивались матерью, «четные» — нянькой Настасьей на равных правах. Эти «четные» так на всю жизнь Настасьи и оставались ее любимчиками. Впрочем, это я знаю лишь по рассказам.

Не знаю точно, когда произошло переселение Несмеяновых из Киржача в Шую. Знаю лишь, что Шуя не была и не стала для моего отца родным городом. Гимназистом он в течение учебного года жил во Владимире, с первых шагов в гимназии став самостоятельным и зарабатывая репетиторством на жизнь (он решил после духовного училища перейти не в духовную семинарию — обычный, так сказать, естественный путь, а в гимназию и держал экзамен, начав гимназический путь не с первого, а, возможно, с четвертого класса). В Шуе же бывал лишь гостем на каникулах, которые делил между Шуей и Киржачем. После гимназии, которую окончил с золотой медалью и с занесением его имени на мраморную Доску почета, он поступил в Московский университет и опять, я думаю, свободное время охотнее отдавал Киржачу, чем Шуе.

По окончании университета отец мой осуществил давно задуманный план «идти в народ» (о чем ниже) и занял место народного учителя в селе Бушове [14] Бушово — село в 12 км севернее Тулы. Тульской губернии, летом навещая Киржач, где, напомним, жила его старшая сестра Людмила со своим мужем И.П. Никольским и его подрастающая ученица Людмила Рудницкая (на десять лет моложе него), которая стала синеглазой красавицей с тонкими чертами лица, была живой и подвижной (фото 4). Осенью 1898 г. состоялся их брак в церкви погоста Заболотье в одном-двух километрах от Киржача. Отцу, около десяти лет учительствовавшему в Бушове, пришлось найти работу, более обеспечивающую будущую семью. Он стал служащим Московской городской управы (фото 3). Молодая пара сняла скромную квартиру, кажется в Токмаковом переулке. 28 августа старого стиля (9 сентября нового стиля) 1899 г. родился я. Это произошло уже в квартире, снятой родителями в одном из переулков вблизи Курского вокзала. Родильными домами, если они и были, тогда обычно не пользовались. Когда мне было около двух лет, в жизни нашей семьи произошла перемена, во многом определившая ее жизнь на ближайшие пятнадцать лет. Папа получил и принял предложение быть директором вновь открываемого городского сиротского приюта имени братьев Бахрушиных [15] Бахрушины — династия московских предпринимателей, меценатов, коллекционеров. в Сокольниках. Мои первые воспоминания и относятся к этому новому месту нашей жизни, наряду с Киржачем, ставшим моей маленькой родиной.