Маргарита Рютова-Кемоклидзе - Квантовый возраст

Вот что происходило с самого начала. Меня, по-видимому, заподозрили в чем-то нехорошем, никогда мне не говорили — в чем, но отношение было самое недоброжелательное и недоверчивое. Что бы я ни говорил, все переиначивали… И надо прямо сказать, что такое отношение, которое было проявлено ко мне, не содействует развитию у ученых уважения к себе, к своему труду и, следовательно, губит энтузиазм…». Эта тема возникла в цитируемом письме «по ходу дела», само же письмо Сталину, длинное, на многих страницах, было вызвано, с одной стороны, известием о том, что сенатом Кембриджского университета окончательно была утверждена передача лаборатории Капицы Союзу (письмо датировано 1 декабря 1935 г.), с другой стороны, трудностями в строительстве института, в связи с чем Петр Леонидович пишет о хозяйственной базе, о том, как нужно вести «научное хозяйство», пишет о том, как важен энтузиазм в науке и как важно заражать энтузиазмом молодежь. Конец письма простой, без каких-либо реверансов:

«…В заключение хочу сказать, что бы там ни было, как бы тяжело мне тут ни было, как бы со мной ни обращались, я работать буду вовсю. Также буду добиваться того, чтобы моя работа была успешна, буду бороться за это до конца. Сейчас все кругом меня пасмурно. Чего я только боюсь, что не хватит у меня сил, так как они будут уходить на разные передряги и мелочи, а для работы ничего не останется.

П. Капица».

Как видим, трудности у Петра Леонидовича оставались и год спустя. Оставались они и потом. Но первая же встреча и прямое знакомство с Межлауком вселили в Петра Леонидовича надежду. Человек необычайно проницательный и абсолютно трезво оценивающий обстановку, он понял, что именно Валерий Иванович Межлаук может быть опорой в трудном деле, которое ему предстояло вести. Уже через две недели после той первой встречи (3 января 1935 г., Москва, «Метрополь», № 485) Петр Леонидович писал Анне Алексеевне: «…Сегодня, дорогая Аня, был очень обрадован тем, что в „Известиях“ есть объявление о назначении меня директором Института физических проблем… Я рад, что, во всяком случае, могу быть здесь полезен…».

Строительство института началось в январе 35-го г. Место — Ленинские горы — было выбрано самим Петром Леонидовичем. Проект института, как и все остальное, включая собственную финансовую систему, был тоже составлен им самим. Трудности и неполадки возникали на каждом шагу. А для Петра Леонидовича все, что касалось дела, начиная с той самой, непривычной для нашего строя финансовой системы и кончая качеством штукатурки, было важным и серьезным — мелочей в деле для него не существовало. И он боролся за свое дело с фантастической смелостью. Мог написать о той же штукатурке Молотову или Сталину беспощадно откровенное письмо: «Вот, видите, Вячеслав Михайлович, сколько плохого, — писал он, например, Молотову о неполадках в строительстве и организации работы. — Теперь, какие выводы из этого? Я думаю, что в корне всего, что у меня с Вами всегда нелепые отношения. Все это так или иначе надо кончать… Если Вы попытались бы меня вовлечь в жизнь страны, которая у нас более замечательная, чем Вы сами это думаете, то, наверное, мы бы давно были друзьями…».

Но чаще всего Молотов был глух. Иногда срабатывали письма к Сталину и всегда к Межлауку. Именно Валерий Иванович Межлаук был сподвижником Петра Леонидовича. И Капица писал ему деловые письма, письма о том, что его волнует, поздравлял с Новым годом. Примечательно поздравление с последним, 37-м годом, — это отчет о проделанной за год работе, еле уместившийся на многих страницах:

«Многоуважаемый Валерий Иванович!

Я хочу написать Вам что-то вроде отчета за этот год. Оглядываясь назад, лучше знаешь, куда идти, и after all [18] В конце концов ( англ. ). тут был элемент совместной работы и стремление к одним и тем же целям. И никто, кроме Вас, в Союзе подробно мою работу не наблюдал и не знает.

Первое, это то, что институт и жилое строительство закончены…» — и дальше длинное и обстоятельное письмо обо всех работах в институте, о тревогах и планах, о финансово-бухгалтерской процедуре, о пяти монтерах, например, восьми механиках, двух столярах и одном стеклодуве, которыми Петр Леонидович был очень доволен и считал, что именно эти люди должны быть человеческой основой лаборатории, а что научные работники могут и должны протекать через институт, обучаясь здесь и унося этот опыт в другие институты. В конце письма Петр Леонидович пишет: