Маргарита Рютова-Кемоклидзе - Квантовый возраст

Началось с того, что в 1939 г. почти одновременно два министерства, военное и министерство просвещения, решили осуществить каждое свою собственную программу исследований по урану. Главным действующим лицом по линии министерства просвещения был Абрахам Эзау, с большим трудом убедивший министра в необходимости урановых исследований. Но Эзау прекрасно понимал, что поддержки министерства просвещения мало, и обратился в военное министерство. К этому времени военное министерство уже получило знаменитое письмо гамбургских физиков Хартека и Грота о возможности изготовления взрывчатого вещества небывалой силы. Письмо кончалось простым заключением: «Та страна, которая первой сумеет практически овладеть достижениями ядерной физики, приобретает абсолютное превосходство над другими» [40, с. 44]. Ответ из министерства пришел не сразу, письмо гуляло из рук в руки. Сначала оно было передано начальнику департамента армейского вооружения генералу Бекеру, от него письмо перешло начальнику исследовательского отдела профессору Шуману (он же был военным советником при Кейтеле) и в конце концов к армейскому эксперту по взрывчатым веществам Курту Дибнеру.

Дибнер мгновенно оценил важность письма, но, несмотря на настойчивые требования и красноречие, никакого отклика у начальства не нашел. И только когда на арене армейского департамента появился Эзау, пытавшийся организовать урановые исследования, сидя сразу на двух стульях, Дибнеру создали исследовательское бюро и сделали его начальником. Эзау было отказано. Вскоре военное министерство взяло под контроль Институт кайзера Вильгельма и сделало его центром урановых исследований во главе с Дибнером.

Гейзенберг, усиленно занимавшийся теоретическими расчетами цепной ядерной реакции и одновременно принципами соответствующей экспериментальной установки у себя в Лейпциге, стал научным консультантом Дибнера. Но до самого конца, до весны 1945 г., между людьми Дибнера и группой академических ученых Гейзенберга вражда и конкуренция не прекращались. Не раз высокому начальству будут направлены письма с жалобами и протестами в связи с бесконечными затруднениями, возникающими из-за распределения материалов, и, конечно, с непременным «хайль Гитлер».

Интриги были кругом. Эзау, самым грубым образом отвергнутый военным министерством, не сдавался. Масштабы, которых он достиг, его никак не устраивали, и к концу 1942 г., заручившись поддержкой Геринга, он занял пост главы немецкого уранового проекта. Правда, к началу 1944 г. при поддержке министра вооружения Шпеера (поддержка была тайной) от Эзау избавились. Его место занял Вальтер Герлах.

Пока в верхах шла эта мышиная возня, раскачиваемая группами Дибнера, Эзау и Гейзенберга, при соответствующей поддержке Шпеера, Геринга и Гиммлера, в «общее» дело вошел еще один участник, еще один претендент на решение урановой проблемы — блестящий немецкий инженер барон фон Арденне. В поисках необходимых субсидий — в ведомствах, подчиненных Герингу, ему было отказано: министр просвещения Руст и слышать об «урановом проекте» больше ничего не хотел — он вышел на крупный исследовательский департамент при министерстве почт. Арденне добился встречи с министром почт Онезорге и рассказал ему о важности ядерных исследований, добавив при этом о далеко идущих возможностях использования «урановых реакторов в качестве источников энергии на кораблях». Министр почт был потрясен. Он немедленно добился аудиенции у Гитлера и изложил ему суть дела. Шел 40-й год. Большая часть Европы была оккупирована, план блицкрига полностью разработан. Это время для Гитлера было триумфальным. Гитлер высмеял Онезорге при всех, сказав, что пока все его министры и генералы «тщетно ломали головы над тем, как выиграть войну, министр почт принес готовое решение» [41, с. 130].

Покинув Гитлера, обозленный Онезорге незамедлительно включил в план исследовательских работ министерства почт проект барона фон Арденне. Образование новой группы было встречено в штыки уже созданными двумя. Осенью 1940 г. в лаборатории Арденне появился Вайцзекер и настойчиво убеждал барона бросить исследования, ибо, по мнению Гейзенберга, создание атомной бомбы невозможно. Единственное, что объединяло все группы и враждующие группировки внутри этих групп, был непререкаемый авторитет Гейзенберга.

Что касается группы фон Арденне, то пренебрежение Гейзенберга ко всему, что здесь делалось, окажется фатальным для всего немецкого уранового проекта. Именно в группе фон Арденне возникла идея о том, что бомбу можно сделать не только на уране-235. В начале 1941 г. в лаборатории Арденне появился Фриц Хоутерманс. Через восемь месяцев работы Хоутерманс представил доклад, где в необычайно ясной и строгой форме дал исчерпывающий ответ на самые важные вопросы «атомной проблемы». Им были до конца проведены расчеты цепной реакции на быстрых нейтронах, была вычислена критическая масса урана-235, а самое главное, он рассматривал реактор как «машину для преобразования элементов» и особенно подчеркивал то, что при работе реактора получается новое делящееся вещество, аналогичное по своим свойствам урану-235 и также пригодное для бомбы. Так Хоутерманс, не подозревая, что это новое вещество уже открыто за океаном и названо плутонием, подошел вплотную к самому оптимальному по тем временам решению проблемы.