Маргарита Рютова-Кемоклидзе - Квантовый возраст

Вокзал, который все еще находится в своем первоначальном виде, уже больше не удовлетворяет растущему сообщению и ждет своей реконструкции» [19, с. 2].

Теплым июльским днем 1929 г. поездом из Берлина в несколько вагонов Юрий Борисович Румер приехал в Геттинген. Прямо с вокзала, оставив свой фибровый чемодан в камере хранения, он отправился в Институт теоретической физики Макса Борна. Весь институт, как тут же выяснилось, состоял из самого профессора, трех его ассистентов и фрау, которая ведала хозяйством и печатала на машинке. В ее обязанности входило также подавать профессору Борну машину по утрам.

Легко обнаружив кабинет Макса Борна, Румер открыл дверь и увидел профессора, которому какой-то американец на ломаном немецком языке излагал свою идею. Борн, обернувшись к новому посетителю, сказал: «Сядьте, пожалуйста, подождите», — и продолжал слушать американца. Он проявлял необычайное терпение, внимание и доброжелательность, но не смог понять ничего из этих объяснений. Наконец он откинулся в кресле: «Знаете что, попробуйте написать все это по-английски, я прочту».

Проводив американца, он обратился к Румеру:

— У вас тоже идея?

— Да, господин профессор, у меня идея! — он не стал говорить тоже , его идея была сама по себе.

— Угу, — хмыкнул профессор, — что ж, давайте, выкладывайте вашу идею.

Молодой человек из России начал рассказывать. За его спиной стоял Московский университет с традиционно сильной математической школой, и он привез с собой работу, где в стройной математической форме была изложена его идея. И со всей самонадеянностью молодости он излагал ее и жаждал только одного, чтобы ее оценили по достоинству. Вдруг он услышал голос Борна: «Mensch! Вы хорошо говорите по-немецки! Но, знаете, все, что вы рассказываете, меня совершенно не интересует».

Молодой человек ошарашенно замолчал. Но в молодости крепко стоишь на ногах и не так-то легко сбить тебя с толку. И он уверенно стал продолжать дальше, будто не слышал замечания Борна. Прошло несколько минут, и Борн задал вопрос. Румер ответил. Выражение недоверия на лице Борна сменилось заинтересованностью. Вопросы посыпались дальше. Разговор затянулся. Теперь уже было видно, что Борн получает удовольствие от общения с молодым русским, который не только блестяще владеет математическим аппаратом и ясно, легко выражает мысли на родном языке Борна, но еще и шутит на этом языке.

Наконец, Борн, довольный, встал, прошелся по комнате и сказал:

— Хорошо, я, пожалуй, попробую на вас поставить.

Скоро Борн напишет в письме Эйнштейну:

«Недавно здесь появился молодой русский с шестимерной теорией относительности… Я был сначала настроен весьма скептически, но он говорил очень разумно и вскоре убедил меня, что в его идеях что-то есть.

Поскольку я понимаю меньше, чем ε в этих вещах, я послал его работу в Геттингенскую академию, а копию этой работы посылаю тебе и убедительно тебя прошу прочесть и оценить ее. Молодого человека зовут Румером…

Если его работа произведет на тебя хорошее впечатление, я бы хотел попросить тебя сделать что-нибудь для этого человека. Он знает всю литературу по математике, начиная с римановой геометрии до самых последних публикаций, и мог бы быть идеальным ассистентом для тебя. У него приятная внешность, и он производит впечатление весьма образованного человека. Его адрес: Георг Румер, Ольденбург, Фештунгсграбен, 8…» [1, с. 101]. Письмо датировано 12 августа 1929 г.

А тогда, сразу после разговора, Борн позвал двух своих ассистентов, Гайтлера и Нордхейма, и попросил их помочь Георгу Румеру устроиться в Геттингене. Все трое оказались ровесниками и вскоре стали друзьями. Знакомство началось, конечно, со взаимного прощупывания, в течение получаса они говорили о науке, а потом разговор перешел на самые разные темы.

Следуя заданию Борна, молодые люди отправились через весь город искать Румеру жилище. По дороге Нордхейм и Гайтлер наперебой рассказывали молодому русскому, что это за город Геттинген. Здесь лучшие книжные магазины Европы, прекрасные концерты, Бах, Гайдн и изумительные пирожные. Город состоит в основном из студентов, мелких лавочников, квартирных хозяек и нобелевских лауреатов.

Долгое время Геттинген оставался неизменным. Довольные своей жизнью, бюргеры этого тихого городка не очень стремились к буйным новшествам XX в. Им нравился их город, ландшафт, им нравились их собственные дома и маленькие винные погреба, «где отличное пиво». И это чувствовалось во всем. И в том, как они благодушно разговаривали с иностранцами, которые не знали немецкого языка и стремились вникнуть в секрет этого удивительного города, и в том, как они заходили в пивные погреба для того, чтобы выпить кружку пива, и в том, как насмешливо они смотрели на парочку автомобилей, появившихся в городе, уверенные, что этим чудным изобретениям больного ума никогда не выдержать конкуренции с живыми лошадьми.