Анатолий Ахутин - История принципов физического эксперимента от античности до XVII века

Поэтому метод Сальвиати в разборе наблюдений Симпличио состоит не в том, чтобы опровергнуть его наблюдения. Он всегда их признает. Но он старается привести такое контрнаблюдение, такой контропыт, чтобы в совокупности оба наблюдения составили бы наблюдение одного предмета и дали бы новое представление о целом объекте. Сальвиати не отрицает наличие движения sursum и deorsum . Но он дополняет его аналогичными движениями по отношению к центрам других небесных тел, и тогда открывается, что прямолинейное движение всегда только случайно, и одно только круговое может быть естественным («принцип космической инерции») (I, 130). Достаточно дополнить видимость повсеместного разрушения и возникновения понятием о неизменном теле целого, или же — как это делал и сам Аристотель — соединить в одно целое два противоположных процесса возникновения и уничтожения, и окажется, что Земля как единый предмет не разрушается и не возникает, а сами эти процессы могут воспоследовать «в результате простого перемещения частей без разрушения или зарождения чего-либо нового» (I, 137).

Успех опыта зависит, таким образом, не просто от «доказательности» его как аргумента, а от умения сформировать посредством него новый предмет теоретического рассмотрения.

Чтобы, например, получить истинное представление о динамике движения, следует не просто классифицировать разного рода естественные и насильственные движения, но попытаться каждое из них дополнить противоположным, чтобы получить явление в целостном виде. Таковым было бы, скажем, падение ядра с высоты тысячи локтей над поверхностью Земли, если бы оно могло продолжать свое движение вдоль шахты, прорытой по диаметру Земли. Мы убедились бы тогда, что, пройдя сквозь Землю, ядро непрерывно сменило бы «естественное» движение на «насильственное» и поднялось бы с противоположной стороны на ту же тысячу локтей (если, кроме того, устранить с его пути воздух и иные помехи). То же самое обнаруживает шар, который, спускаясь с одной наклонной плоскости, поднимается на другую за счет приобретенного импульса. Наконец, груз, подвешенный на нити, будет отклоняться от перпендикуляра к плоскости Земли одинаково в обе стороны. Он объединит в себе все три аспекта: движение вниз, движение вверх и бесконечность инерциального движения (I, 119; 327).

Таким образом, оказывается, что два объекта рассмотрения, имеющие две различные причины и природы, а именно в одном случае внутренне присущие телу и естественные, в другом — внешние и насильственные, оказываются одним и тем же объектом. Движение с определенным внутренне присущим ему импульсом, лишь при случайных и не существенных для него обстоятельствах может определиться как насильственное относительно другого как естественного (I, 336).

Эксперимент как критика простой феноменологии Симпличио скрывал в себе также гораздо более глубокую критику философской феноменологии Аристотеля. Аристотелевская теория, выразившаяся, с одной стороны, в концепции абсолютного места, в учении о замкнутом, центрально симметричном и анизотропном («лунная грань») мире, с другой — выступала как теория абсолютной завершенности сущего, которое может быть в потенциальном или актуальном состоянии. «Коперниканское мышление», напротив, рассматривает мир непосредственных феноменов как лишь один из возможных. Действительный же «феномен», т. е. явление, непосредственное наблюдение которого совпадает с его пониманием, должен быть еще построен, причем так, что, будучи существенным, он тем не менее превосходит чувственный опыт существующих вещей и включает в себя идеально-теоретическое определение.

Предмет рассматривается теперь в качестве одной из возможных актуализаций скрытой и бесконечной потенции. Напомним как у Галилея в «Диалогах» любой опыт земной физики получает истинный вид только после того, как к нему присоединяется невидимое движение Земли. Разбирая, например, опыт с падением камня вдоль стены высокой башни и выясняя истинную форму его траектории, Сальвиати говорит: «...На основании одного только наблюдения, что падающий камень скользит вдоль башни, вы не можете с достоверностью утверждать, будто он описывает прямую и отвесную линию» (I, 238). Но «там, где недостает чувственного наблюдения, его надо дополнить размышлением...» (II, 163), и следует присоединить к этому чувственному наблюдению мысленное наблюдение движения Земли, после чего только мы и получим действительный предмет — траекторию движения камня. Всякий воспринимаемый предмет понимается теперь как видимая часть невидимого, как частная реализация теоретически фиксируемого закона.