Иван Болдырев - Время утопии - Проблематические основания и контексты философии Эрнста Блоха

Поздний Блох, отдавая дань марксистской стилистике, именует человека «совокупностью утопических отношений» (AC, 284). Утопический поиск самости обосновывается в онтологии «еще-не-бытия».

В поздних работах Блох онтологизирует утопию, стремясь выстроить на этой основе философскую систему. Эта потребность была у него с самого начала, когда замышлялась «Система теоретического мессианизма». Утопическое философствование нуждалось в неких простых и вместе с тем предельных основаниях, им и посвящена поздняя онтология Блоха.

Процесс философствования, согласно итоговым текстам Блоха, основан на некоторой нехватке (он называет ее «голодом»). Однако это не ощущение опустошенности и абсурда (как у французских экзистенциалистов), а чувство неудовлетворенности настоящим. В «Следах» Блох говорит о некоем импульсе к самоопределению, а в «Тюбингенском введении в философию» в основу человеческого мира и познания – и в некотором родстве с немецкой философской антропологией Гелена и Плесснера – положен инстинктивный порыв вперед, который Блох называет Не (Nicht). Голод как фундаментальный инстинкт – это «изначальная, элементарная энергия надежды» [57], противопоставленная фрейдистскому либидо. Такой «телесный» опыт [58]предстает здесь не просто как некая фундаментальная физическая константа, но и как духовный голод, первоначальный импульс познания, стремление к самореализации. Такой подход делает абстрактные метафизические понятия антропологически конкретными.

Не отличается от Ничто (Nichts) своей содержательностью и плодотворностью, тем, что оно есть начало всякого движения, тогда как в Ничто не заложено возможности отрицания отрицания, Ничто есть как бы бесплодная негативность.

Не – это недостаток чего-то (Etwas) и вместе с тем устранение этого недостатка; оно поэтому есть влечение (Treiben) к тому, чего ему недостает. Следовательно, с помощью Не изображается в живом существе влечение: как инстинкт (Trieb), потребность, стремление и прежде всего как голод (PH, 356. См. также: SO, 515).

Нетрудно рассмотреть за этой простой формулировкой не только содержательное «ничто», «безосновность» Бёме и Шеллинга, у которых материя есть и пассивно восприемлющее начало, и элемент, активно преобразовывающий самого себя и вырастающий из самого себя [59], – но и гегелевскую схему диалектики бытия и ничто из «Науки логики». Не есть выражение недостатка (голода, потребности), который должен быть устранен. «НеИмение, нехватка – вот первая опосредованная пустота Теперь и Не» [60]. В книге «Experimentum Mundi» Блох пишет о Не, что его следует понимать «как движущееся Чтобы (Daß)… стремящееся к своему Что (Was), чтобы вымолвиться и все больше и больше определить, предицировать себя» (EM, 69–70). Любое сущее предстает у Блоха как еще-не-сущее, ибо полноценное сущее обладало бы всеми возможными предикатами, которых ни у одного сущего нет [61]. Еще-не – это не просто некий субъективный изъян (недостаток каких-то личных качеств, знаний, средств), но объективное свойство незавершенного мира, коррелятом которого выступает субъективная неудовлетворенность. «S еще не есть P» – вот формула онтологии и антропологической логики Блоха, не сводящейся к традиционной форме закона тождества. Процесс отождествления мыслится у Блоха по-гегелевски – как процесс постоянного перехода, сотворения нового содержания, а не формально-аналитической идентификации.

В формуле «S еще не есть P» S – это потенция, тот самый голод, томление материи и вместе с тем некоторая изначальная основа мира. Но что значит Р? Ранний Блох отвечает на этот вопрос в духе эсхатологии и мессианизма: речь идет о «неизбежном конце этого мира со всеми его книгами, церквями и системами мысли» (GU2, 249). Мир есть процесс искупления, процесс, в конце которого – обретение тождества, пришествие мессии, которого Блох ожидает посреди абсолютно греховного, рушащегося мира (GU2, 254). Впоследствии мессианское царство описывается как сообщество свободных, избавленных от отчуждения людей и как материя – динамический абсолют. «Будете как боги» – вот лозунг грядущего атеистического царства свободы [62]. Блох провозглашает «трансцендирование без трансценденции» (PH, 1522), опасаясь закоснения и фетишизации предвечного Абсолюта, отказываясь в поздний период от постулирования личного Бога и Бога как личности (чего не было ни у Бёме, ни у Шеллинга [63]), но вместе с тем предлагая вовсю пользоваться ресурсами религиозных идей и смыслов. Ибо само понятие религии он толкует как надежду, предчувствие неотчужденного бытия-вместе.