Артур Шопенгауэр - Избранные произведения

Для преуспеяния в жизни главным средством служат дружба и товарищество. Но ведь большие дарования всегда делают человека гордым и оттого мало склонным льстить перед теми, кто располагает лишь ничтожными ресурсами и перед кем, благодаря этому, приходится даже скрывать и отрицать свои достоинства. Противоположно действует сознание за собой лишь слабых способностей: оно прекрасно уживается со смирением, ласковостью, услужливостью и почтительностью перед людьми негодными, так что создает нам друзей и покровителей

Сказанное справедливо не только о государственной службе, но также и о почетных должностях и званиях, даже о славе в ученом мире, — так что, например, в академиях всегда восседает любезная посредственность, люди же заслуженные попадают туда поздно или совсем не попадают, и так везде.

Во всех человеческих делах случаю представлено такое широкое поле действия, что, когда мы стараемся поскорее отвратить какую-нибудь грозящую опасность помощью жертв, эта последняя часто исчезает благодаря непредвиденному положению, какое принимают обстоятельства: тогда не только принесенные жертвы оказываются напрасными но внесенная ими перемена теперь, при изменившемся положении дел, является прямо вредной. Мы должны поэтому в своих мероприятиях не забираться слишком далеко в будущее, а оставлять также кое-что на долю случая и смело смотреть навстречу многим опасностям, в надежде, что они минуют нас, как это часто бывает с черными грозовыми тучами.

В старости мы лучше умеем предотвращать несчастья, в юности — переносить их.

[Вариант этого места «Афоризмов»]: в Ветхом Завете (псалом 90, стих 10) срок человеческой жизни указан в 70 и самое большое в 80 лет и, что еще важнее, то же самое говорит Геродот (I, 32 и Ш, 22). Однако мнение это неверно и есть просто результат грубого и поверхностного восприятия повседневной действительности. Ибо если бы естественная продолжительность жизни равнялась 70–80 годам, то люди в возрасте от 70 до 80 лет должны бы умирать от старости; во это совсем не так: они умирают, как и более молодые, от болезней, болезнь же по существу своему представляет нечто ненормальное, так что такой конец не является естественным. Лишь между 90 и 100 годами люди умирают, и в этом случае обычно, от старости, без болезни, без предсмертной борьбы, без хрипенья, без судорог, иногда даже не покрываясь бледностью: это и называется эвтаназией. Вот почему и в этом правы «Упанишады», где естественная продолжительность жизни считается в 100 лет.

Ибо, если бы мы жили даже вдвое дольше, мы все-таки никогда не владели бы чем-либо большим, нежели неделимое настоящее: во воспоминание ежедневно больше теряет от забвения, чем приобретает от нового прироста.

Открытие с тех пор в добавление к этому числу еще около 60 планетоидов есть новшество, о котором я ничего не желаю знать, делаю поэтому с ними то же, что профессора философии со мной: игнорирую их, — так как они мне не ко двору.

Я не смею называть здесь вещи своими именами: пусть же благосклонный читатель сам переведет эту фразу на аристофановский язык.

Подробнее об этом можно найти в моих «Парергах», т. II, § 92, пер в, изд.

«Фауст» [перевод Н. Холодковского].

Русское выражение «без памяти» подтверждает гениальную верность воззрения автора на безумие (А. Фет).

Тем более радует и изумляет меня теперь 40 лет после того, как я так трезво и нерешительно высказал вышеизложенную мысль, открытие, что ее уже высказал блаженный Августин: «Растительные формы в их разнообразии, которые делают прекрасной созерцаемую структуру этого мира, доставляют различные восприятия, и хотя они не могут дать познания, они как бы хотят быть узнанными» (О граде божьем, XI, 27).

Яков Бёме в своей книге «Об обозначении вещей» глава 1, § 15, 16, 17, говорит: «И нет вещи в природе, чтобы не раскрывала своей внутренней формы и внешней: ибо внутреннее постоянно работает к откровению. — У каждой вещи уста для откровения. — И это язык природы, коим каждая вещь из своего свойства говорит и постоянно себя открывает и представляет. — Ибо каждая вещь открывает свою мать, которая таким образом дает эссенцию и волю к формированию».

Последнее изречение только перевод Гельвециева «дух воспринимается только духом», о чем я не счел нужным упоминать в первом издании.