Артур Шопенгауэр - Избранные произведения

Плохой поэтому комплимент, если, как это теперь в моде, думают почтить творения тем, что называют их деяниями. Ибо творения по самому существу своему выше дел. Всякое деяние, это не более как мотивированный поступок, следовательно нечто единичное, преходящее, и относится оно ко всеобщему и исконному элементу мира — воле. Великое или прекрасное творение, это, напротив, нечто постоянное, так как оно имеет всеобщее значение и обязано своим происхождением интеллекту, непорочному, чистому интеллекту, исходящему от этого волевого мира наподобие благоухания.

Преимущество славы дел — в том, что она обычно создается разом, как сильный взрыв, звук которого часто слышен во всей Европе; меж тем слава творений растет медленно и постепенно, из тихой становится со временем все громче и достигает всей своей силы часто лишь через сотни лет; но затем она сохраняется, так как творения сохраняются, — иногда в течение тысячелетий. Слава же дел, когда миновала первая вспышка, постепенно слабеет, становится известной все меньшему и меньшему числу лиц, пока наконец не обратится в призрак, продолжающий свое существование только в истории.

Так как высшее наше удовольствие состоит в том, чтобы возбуждать восхищение, люди же неохотно соглашаются, даже там, где для него есть полное основание, то самыми счастливыми будут те, кому, каким путем — безразлично, удастся дойти до чистосердечного восхищения самими собой. Только бы другие не сбивали их с толку!

Подобно тому как наше тело покрыто одеждой, так наш дух облечен в ложь Наши слова, поступки, все наше существо проникнуты ложью, и лишь сквозь эту оболочку можно иногда отгадать наш истинный образ мыслей, как одежда позволяет иной раз уловить формы тела.

Известно, что беды становятся легче, когда их переносят сообща: к ним люди причисляют, по-видимому, и скуку, — вот почему они устраивают собрания, чтобы скучать вместе. Подобно тому как любовь к жизни в основе своей есть лишь страх перед смертью, точно так же и общительность людей в сущности не есть что-либо непосредственное, т. е. она основана не на любви к обществу, а на страхе перед одиночеством: здесь не столько ищут драгоценного присутствия других, сколько, наоборот, стараются избежать пустынного и тягостного пребывания наедине с собою, вместе с монотонностью собственного сознания. С этою целью довольствуются даже и дурным обществом, а равным образом мирятся с теми стеснениями и принуждениям, какие необходимы при всяком общении с людьми. — Но коль скоро уже взяло верх отвращение ко всему этому и вследствие того образовалась, привычка к одиночеству и нечувствительность к его непосредственной тягости, так что оно не оказывает уже вышеописанного действия, тогда можно с величайшим удобством продолжать и впредь одинокое существование, не тоскуя по: обществу, — именно потому, что потребность в нем. не прямая, а, с другой стороны, человек привык уже к благодетельным свойствам одиночества.

Тот же смысл имеют слова Садч в «Гулистане» (см. пер. Графа, стр. 65): «О этого времени мы простились с обществом и избрали путь обособления: ибо безопасность заключается в одиночестве».

Зависть людей показывает, насколько чувствуют они себя несчастными, их постоянное внимание к чужому поведению — насколько они скучают.

Сон — частица смерти, которую мы занимаем заранее, чтобы за это вновь получить и восстановить жизнь, исчерпанную за день. «Сон — заем, сделанный у смерти». Сон заимствуется у смерти для поддержания жизни. Или: он есть срочный процент смерти, которая сама представляет собою уплату капитала. Последний взыскивается тем позже, чем выше проценты и чем аккуратнее они вносятся.

Относительно многих самое умное будет думать: «изменить я его не изменю; постараюсь поэтому его использовать».

Если бы у людей, в большинстве их, добро имело перевес над злом, то разумнее было бы полагаться на их правосудие, справедливость, благодарность, верность, любовь и сострадание, нежели на их страх: а так как дело с ними обстоит наоборот, то разумнее обратное отношение.

Волю можно сказать, человек сам дал себе, ибо она есть он сам; но интеллект является даром, посланным ему с неба от вечной, таинственной судьбы и ее необходимости, для которой его мать была простым орудием.