Ким Сушичев - Любомудрско-чисторечный словник К. В. Сушичева. Предвведение в любомудрие незнайчества и в любомудрие вообще. Знать не будем!

Эллинство. Душеведение эллинистических направлений – стоячества (стоицизма) и эпикурейства – представляет собой разработку некоторых положений, в том или ином виде встречавшихся у предшественников. У стоиков душа – определённым образом окачествованный (тёплый) дух. Стоик Зенон называет душу, которая питается выпарением крови и воздухом, «чувствующим выпарением», вероятно, не без влияния Гераклита; при этом то ли все, то ли только души мудрецов сохраняются в эфирной части мiра вплоть до его всеобщего воспламенения ( SVF1519—522 ). Выделяя в душе восемь частей – пять обычных чувств, а также речевое, породительное и ведущее начала ( SVF I 143 ), – стоики рассуждали также о четырёх её способностях: представлении, согласии, влечении и разуме ( SVF II 831 ). Разумность – преимущественное свойство ведущего начала Д. ( т. е. разумного ), так что даже влечения и страсти суть своего рода деятельность разума. Сочетанием этих двух крайностей, трудно сводимых при определённом рассмотрении живых существ, – вещественничества (материализма) и разумничества (рационализма) – отличается учение о душе стоиков.

Эпикурейцы в этом отношении были более последовательны: душа есть особое сочетание различных неделимок (атомов), частью общих с иными образованиями, частью особых: особенно гладких и круглых, которые по своей тонкости превосходят даже частицы огня. Души безусловно телесны – иначе они не могли приводить в движение тела; и смертны – поскольку с разрушением телесного состава разрушается и душа, не имеющая более ни прежних сил, ни ощущений ( D. L. X 63—66 ).

Угасшее ко 2 в. эпикурейство не дало ничего существенно нового в области учения о душе; стоячество, ничего не прибавив в телесной части учения о душе, в области нравственничества (этики) развило учение о сознательном выторжении души – самоубийстве, что получает дополнительный смысл в связи с учением Сенеки о том, что истинная жизнь души, предсуществовавшей до рождения в этом теле, начинается со смертью тела, которая возвращается к богам ( Ad Marc. 18, 6; 24, 5; Ер. 102, 24; 120, 13—15 ).

Два сохранившихся замечания Александра Афродисийского к аристотелевскому труду «О душе» ( Suppl. Arist. II 1, p. 1—100, 101—186 ) позволяют понять, сколь широк был круг вопросов, связанных с толковкой души в направлении перипатетиков: безсмертие души, её безтелесность, способности, связь души и ума. Платоновский обык отмечен стремлением уяснить отдельные части учения основателя направления, связанные с порождением души в «Тимее» ( Плутарх из Херонеи ), безсмертием души в целом или только её розумной части (в связи с чем Аттик ругал Аристотеля и некоторых платоников) или одной только разумной души (к чему склонялся Алкиной, рассматривавший также среди прочего вопрос о сродстве душ и одушевляемых ими тел).

Но совершенно новый опыт рассмотрения души был приобретён в обыке, связанной, с одной стороны, с герметизмом и знайством (гностицизмом), а с другой – с христианством. Свойственнное для первого направления представление о душе как о женском начале, отпавшем от Ума, своего Горнего Отца, от света и полноты жизни, ставит вопрос о причине этого отпадения, каковым оказывается исходная ошибка, за которой неизбежно следует наказание – жизнь в теле. В связи с этим могло меняться и понимание платоновского «Тимея»: напр., пифагореец Нумений Апамейский учил о душе мiра как творца, в связи с чем мог выникать вопрос о добром или злом творце. Таким образом в общеплатоническом представлении об сопорядке мiра мог заостряться двойственная часть, намеченный в «Законах».

В границах древнегреческой любомудрского обыка эти уклоны проявились у Плотина, учившего о безсмертии мировой души, но отрицавшего безсмертие отдельных душ: эти отдельные души оказывались у него частями мировой души, дерзостно отвернувшейся от ума и обратившейся к опеке созданного через её посредство чувственного мiра. Разумеется, душа у Плотина не является нароком (принципом) зла, но именно она подталкивает высшее к переходу в низшее как подлежащее ума, его сырьё, в ходе какового перехода и выникает нарок зла – вещество как таковое.

Порфирий вновь возвращается к учению о душе-творце и рассматривает нарочно вопросы о вхождении души в тело и способностях души. При этом Плотин и Порфирий, сохраняя представление о сопорядке мiра, предполагают можность для одной и той же души пребывать на разных его уровнях. Дело решительно меняется у Ямвлиха, не только закрепившего разные виды души – разумные и неразумные – за разными уровнями сопорядка, но и не признавшего можности перехода с одного уровня на другой. Прокл предлагает соподчинение душ (души общие; души умопостигаемые – духи, вестники, удальцы; души отдельные – людей и животных) и подчёркивает промежуточное положение самой оболости души: она есть все чувственные вещи в качестве образца и все умопостигаемые – в качестве подобия ( «Начала теологии», 195 ). Последнее нововведение новоплатонства в понимании души было предложено Дамаскием, который рассматривал отдельную человеческую душу как единственную сущность, могущую менить себя самое и своё место в сопорядке мiра.