Анника Брокшмидт - Научный баттл, или Битва престолов - как гуманитарии и математики не поделили мир

Две противоборствующие армии в конце концов сошлись в битве на берегу Энтитема 17 сентября. Она длилась целый день и вошла в историю как самая кровопролитная на американской земле. Обе стороны понесли серьезные потери. Макклеллану не удалось полностью нейтрализовать армию Ли, но южанам все же пришлось отступить. Северяне тем самым одержали решающую победу, возможно, наиболее важную за всю гражданскую войну, поскольку они положили конец победоносному продвижению Ли на север. Так, Линкольн смог глубоко вздохнуть и оглядеться, чтобы 22 сентября 1862 года выступить с прокламацией об освобождении рабов, которая провозгласила свободу для всех чернокожих жителей южных штатов. Вдумайтесь: солдату суждено было поднять с земли листок бумаги и забыть о сигарах, которые были в него завернуты. Не всегда таким образом решается судьба целого государства, но ведь никогда не знаешь заранее… В любом случае это пошло на пользу окружающей среде.

Но оставим рассуждения о победах и поражениях и обратимся к совершенно иной области, которая, впрочем, также знала немало отчаянных сражений, — к искусству. Что такое искусство сегодня? Недаром все чаще приходится слышать: «Это произведение искусства, или это можно выбросить?» Особенно эта присказка ранит художников и других людей, связанных с искусством: одно дело, когда она помещена на почтовой открытке и примагничена к холодильнику в общежитии, и совсем другое, когда ее применяют на деле. Как это случилось с Мартином Киппенбергером. На выставке современного искусства в Дортмунде в 2011 году уборщица дочиста отмыла выпачканный патиной резиновый лоток. И как назло он оказался неотъемлемой частью инсталляции стоимостью 800 000 евро. Ой! Однако Киппенбергер был не первым художником, чью работу блюстители чистоты приняли за мусор. Йозефа Бойса эта участь постигала неоднократно. Его художественная работа «Без названия (Ванна)», которую в 1973 году экспонировали в замке Морсбройх в рамках проходившей там выставки, в глазах двух дам из леверкузенского отделения Социал-демократической партии Германии была всего лишь самой собой, то есть уже грязной ванной, в которой так удобно было мыть стаканы, поставляемые гостями развернувшегося в замке праздника. При этом наблюдался приятный побочный эффект: ванна также становилась чище. В другой раз подобное стряслось уже после смерти Бойса. Работа, озаглавленная «Жирное пятно», хранилась в почти не используемом помещении Дюссельдорфской государственной академии художеств. Скульптура была изготовлена из масла. Да-да, все верно — из масла. Как заявил адвокат ответчика на последовавшем за уничтожением судебном разбирательстве, она была покрыта пылью и паутиной.

Ну и как же к этому относиться? Считать ли, что у простого люда, который в данном случае представляют простодушные уборщицы, нет никакого чувства прекрасного? Или винить художников, которые слишком далеко зашли в своем декадентстве и придали искусству статус духовной пищи для меньшинства? Или, может быть, произведения такого рода вовсе не стоит принимать всерьез, а правильнее расценивать как ироничный жест, доступный так называемым знатокам, которые замрут перед объектом, благоговейно кивая головой?

Подобные случаи заставляют нас заняться тем, чему мы уделяли недостаточно внимания — определением понятий. Если не вообще, то по крайней мере для себя самих. Что такое искусство для меня? Где пролегает граница? Могу ли я распознать шедевр в грязном, прогорклом куске масла или обогощать его коннотациями только потому, что Бойс когда-то придал ему форму, не стоит? Одно можно сказать с уверенностью: современные художники, галеристы и музеи поступают правильно, недвусмысленно обозначая, помечая и запирая произведения искусства и экспонаты. Иначе нельзя гарантировать, что при любом удобном случае эти объекты не попадут под руку пожарному или в совок очередной уборщицы. И опять тысячи евро на ветер! Ой.

Так же и в религиоведении бывало множество ситуаций, участники которых обеими руками хватались в растерянности за голову. Взглянем, к примеру, на религиозное объединение, делающее упор на миссионерскую работу: Церковь Иисуса Христа Святых последних дней, наиболее крупное ответвление мормонизма. Она была основана в 1830 году в США Джозефом Смитом и постепенно перекочевала в Европу, по крайней мере перекочевали юные миссионеры в строгих и плохо сидящих на них костюмах. Однако большинство прохожих и домовладельцев на вопрос «Хотите ли вы поговорить о Боге?» отвечают совсем не восторженным «Конечно, давайте договоримся о личной встрече!». А потому немногие знают, кто же такие в действительности «святые последних дней». Джозеф Смит, которого все мормоны сегодня считают пророком, предположительно в 1823 году обнаружил в окрестностях Нью-Йорка нанесенные на таблицы письмена, выполненные древнеегипетскими иероглифами. Сам Смит рассказывал эту историю следующим образом: поблизости от Пальмиры, штат Нью-Йорк, он обнаружил золотые таблицы, после чего его посетил ангел Мороний и дал ему (согласно одному из вариантов) «провидческий камень» или шляпу, куда такой камень был вложен, — с его помощью можно было перевести древние тексты. Дальше рассказчик становится несколько голословным — да, еще более голословным, чем когда он повествовал о магическом камне и не менее магической шляпе, которая исторгает переводы с древнеегипетского (ах, если бы что-то похожее можно было принести на экзамен по латыни!). Тот текст, который вошел в состав Книги Мормона, был переведен, как утверждал Смит, с «реформированного египетского». Египтологи, впрочем, никогда и ничего не слышали о существовании такого языка. На те золотые таблицы мы также никогда уже не сможем взглянуть, поскольку Смит был вынужден в буквальном смысле вручить их ангелу. Апологеты мормонизма, то есть особенно ярые защитники мормонской веры, здесь поясняют, что Смиту те золотые таблицы только привиделись, иначе говоря, он был свидетелем Божественного откровения. Письмена, которые были обнаружены в Америке и выдавались за образцы реформированной египетской письменности, оказались фальшивкой.