Виктор Гидиринский - Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен

Итак, можно ли обойти стороной вопрос о специфике русского национализма? С одной стороны, представленные выше теоретические положения о феномене национализма не могли не включить в свое содержание русский национализм. Например, рассмотрение типологических вариантов национализма логически выводило на проблему русского национального сознания. При этом и явно, и имплицитно позитивный рефрен адресован именно русским.

С другой стороны, русский национализм не может не быть специфичным, как и любой другой национализм. Имеется в виду оговоренный выше (в главе «Вместо введения») важнейший аспект органической связи проблемы национализма с проблемой национальной идеи. В первой (вводной) и третьей главах акцентировалось внимание на таких темах, как русская национально-историческая идея, ее сущность, содержание и специфика, особенности в составе ее функций; также возможные варианты соотношения локальных национальных идей в составе русской национальной идеи.

Наша концептуальная разработка зиждется на бессмертных идеях русских религиозных мыслителей. Однако у русских философов по проблеме русского национализма позиции подчас неоднозначные. А от русского национализма к феномену национализма в принципе дистанция совсем небольшая.

И. А. Ильин– единственный из русских философов, кто посвятил целый ряд работ проблеме русского национализма в прямой постановке вопроса [164]. Касаясь христианской основы русского национализма, он пишет: «В противоположность всякому интернационализму – как сентиментальному, так и свирепому; в противовес всякой денационализации, бытовой и политической, – мы утверждаем русский национализм, инстинктивный и духовный, исповедуем его и возводим его к Богу» [165]. Раскрывая наше русское своеобразие как «драгоценное своеобразие», «…осуществляя его, мы исполняем наше историческое предназначение… Ибо всякое национальное своеобразие по-своему являет Дух Божий и по-своему славит Господа» [166].

Таким образом, Ильин весь свой духовный пафос обращает на доминирующую идею о духовном содержании русского национализма как мотива, реализуя который, русский народ возносит свою Родину к исполнению исторического предназначения и по-своему славит Бога, а служение «творчески и вдохновенно» делает народ «великим и духовно ведущим народом в истории» [167].

Несколько по-иному анализирует русский национализм Г. П. Федотов.Позиция Федотова жестче и суровее позиции Ильина, хотя в любви к России и русским Федотов Ильину не уступает. Принципиальное совмещение православно-христианской доминанты в природе русского национализма и оценке духовно-исторических перспектив России объединяет позиции Ильина и Федотова: «Она была великая Россия, и она будет» [168]. И далее: «В православии дано нам религиозное освещение нации» [169].

В работе «О национальном покаянии» Федотов пишет о созвучии русского национализма, национальной идеи России русскому православию. С ним он связывает национальную специфику России и русского национализма. «При всякой иной – даже христианской, но не православной религии это будет уже не Россия» [170].

Имеется и серьезное расхождение взглядов Федотова и Ильина в интерпретации других аспектов русского национализма. В статье «Будет ли существовать Россия» Федотов сурово и нелицеприятно (на мой взгляд, несправедливо) пишет о русском национализме, который выражался главным образом в бесцельной травле малых народностей, в ущемлении их законных духовных потребностей [171]. Здесь вопиющее противоречие с доминирующей позицией Ильина выражено предельно (см., например, серию статей «Что сулит миру расчленение России» и статьи, посвященные русской идее) [172]. Более того, Ильину принадлежит одно из ведущих мест в обосновании воззрения на русский народ как на «многонародную нацию», как сплав славян и туранских народов (угро-финских, тюркских и монгольских), как нацию, сплотившую многие этносы теплотой, заботой, самопожертвованием [173].

И еще одно положение, поражающее не только философов, но и, видимо, любого любящего Россию гражданина: «Для целых поколений, – пишет Федотов, – "патриот" было бранное слово» [174](?)

Трудно не выразить здесь авторскую реакцию. Поражает непоследовательность в воззрениях Г. П. Федотова; солидаризируясь с русскими философами в принципиальной оценке русского национализма, Г. П. Федотов вступает в острое противоречие с самим собой. Как можно совмещать созвучие русского национализма («О национальном покаянии»), национальной идеи России и русского православия (см. выше) с третированием патриотизма, с алогичной и ложной идеей о русском национализме, угнетающем малые народы?