Джозеф Кэмпбелл - Мифы для жизни

Однако нельзя не отметить, что примерно с 1914 года в нашем прогрессивном мире росло пренебрежение и даже презрение к тем ритуальным формам, которые когда-то породили и до сих пор продолжают питать эту бесконечно богатую и плодотворную цивилизацию. Смехотворные сантименты вокруг «естественного человека» обретают все больше влияния. Их начало уводит нас в XVIII век прямиком к Жан-Жаку Руссо с его искусственными попытками возврата к природе и представлениями о благородном дикаре. Начиная со времен Марка Твена американцы за границей являли собой печально известные образчики наивной убежденности в том, что европейцев и азиатов, живущих в застарелой, законсервированной среде, следует взбодрить и вернуть к их собственной невинной естественности с помощью милой сердцу американской почвы, Билля о правах и неподдельной неотесанности самих граждан земли обетованной. В Германии представителями этого реакционного направления в современной жизни были, между двумя войнами, группы «Вандерфогель» – «Перелетные птицы» с их рюкзаками и гитарами, а позднее гитлерюгенд. Прямо сейчас в благословенной Америке идиллические привалы босых белых и черных «индейцев», разбивших на городском тротуаре свой лагерь с тамтамами, постельными скатками и детьми в заплечных сумках, того и гляди превратят целые городские кварталы в районы полевых антропологических исследованиях. Ведь у них, как и во всех обществах, есть отличительные одеяния, обряды посвящения, обязательные верования и все причитающееся. Однако в нашем случае они явно представляют собой реакционное и редукционное направление, так же как если бы в ходе биологической эволюции кто-то регрессировал с уровня шимпанзе до морской звезды или даже амебы. Сложные социальные модели поведения отвергаются и упрощаются, при таком подходе жизненные силы и свобода действий не приобретаются, а теряются.

Сфера искусств – вот где сегодня редуцирующий, ограничивающий движения жизни эффект от потери чувства формы опаснее всего, так как именно в творчестве лучше всего проявляются и измеряются созидательные силы народа. Невозможно удержаться от сравнения современной культуры с положением дел в искусстве Древнего Рима. Почему произведения римской архитектуры и скульптуры, при всем их величии и красоте, менее впечатляющи, менее волнующи, менее выразительны внешне, чем греческие? Многие задумывались над этой проблемой, и однажды ночью ко мне во сне пришел ответ, который я бы теперь хотел представить как важное озарение. Дело в том, что в небольшом сообществе типа Афинского отношения творца с местными правителями могли быть открытыми и прямыми, эти люди наверняка знали друг друга с детства. В современном Нью-Йорке, Лондоне или Париже художнику, желающему стать известным, надо ходить на коктейльные вечеринки. Заказы получают не те, кто сиднем сидит в своей студии, а участники приемов и выставок, появляющиеся в нужном месте и встречающиеся с нужными людьми. Они не настолько сильно поглощены муками уединенной творческой работы, чтобы уйти дальше своих первых достижений на поле востребованных на рынке стиля и техники. Еще одно последствие описанного – «сиюминутное искусство». Какой-нибудь смышленый малый, слегка напрягши творческий мускул, изображает нечто оригинальное. Затем его находка попадает в критические заметки, где бурно восхваляется или осуждается дружественными или враждебными журналистами, которым самим надо много где побывать и много с кем пообщаться. В итоге – учитывая нехватку времени на не предусмотренное бурной социальной жизнью погружение в предмет – эти же критики обнаруживают себя в недоумении перед чем-то действительно сложным или действительно передовым.

С нескрываемым отвращением вспоминаю я рецензии на вышедший в 1939 году роман «Поминки по Финнегану». Мало того что от по-настоящему эпохальной работы отмахнулись как от невнятной, – она была отвергнута с напыщенным пренебрежением как надувательство и пустая трата времени читателя. Однако два года спустя пьеса Торнтона Уайлдера «На волосок от гибели», которая полностью, от начала и до конца, опирается на замысел, композицию, персонажей, сюжетные линии и даже второстепенные детали – и все это списано откровенно, явно и бесстыдно, – «Поминок по Финнегану» великого ирландца, получила Пулитцеровскую премию по литературе как величайшая американская пьеса того проклятого сезона. Практически любому значимому современному произведению, во-первых, чрезвычайно трудно пробиться к известности. Во-вторых, даже когда это случается, так называемые критики почти наверняка расправятся с ним. Разве не примечательно, например, возвращаясь к истории с Джеймсом Джойсом, что за всю карьеру этому величайшему литературному гению нашего века так и не дали Нобелевской премии? И разве не удивительно, что до сей поры у нас так и не появилось творческой работы, соответствующей требованиям и возможностям невероятного периода после Второй мировой войны – времени, возможно, величайшего духовного преобразования в истории человеческого рода? Ситуация более чем печальная, поскольку именно из озарений творческих провидцев и художников любой народ создает актуальные мифы и ритуалы, которые поддерживают жизнь и помогают взрослеть.