Джозеф Кэмпбелл - Мифы для жизни

Теперь позвольте мне привести в качестве иллюстрации высокой роли ритуала в обществе очень торжественную государственную церемонию, которая прошла в Вашингтоне, округ Колумбия, после убийства президента Кеннеди. Это было ритуализированное событие, крайне необходимое обществу. Целая нация понесла непомерную утрату, потерю, которая глубоко шокировала каждого. Неважно, какие у кого могли быть убеждения и политические взгляды, великолепный молодой человек, представляющий все наше общество, живой социальный организм, членами которого мы все являемся, был лишен жизни на пике своей карьеры, когда эта жизнь бьет ключом. Его внезапная гибель и последовавшие за ней ужасные волнения – все это требовало компенсирующего обряда, чтобы восстановить ощущение солидарности народа, не только внутреннего события для граждан страны, но еще и заявления миру о величии и достоинстве Америки как современного цивилизованного государства. Великолепную работу радио и телекомпаний в то критическое время я считаю существенной частью ритуала, о котором говорю: трансляции были одним из непосредственных, живых аспектов происходящего. Несмотря на обширность страны, на те четыре дня она стала единодушным сообществом, включающим в себя всех нас, одинаково и одновременно причастных к символическому событию. На моей памяти в первый и единственный раз в мирное время случилась вещь подобного рода, когда я почувствовал себя частью всего этого народного сообщества, вовлеченного как единое целое в проведение обряда глубокой значимости. Тогда уже вышло из моды – лет за двадцать или тридцать до того – поднимать у дома американский флаг, если, конечно, вы не хотели быть причисленным к сторонникам Джона Берча. Но в те дни, я полагаю, нельзя было не ощущать, как участие в жизни и судьбе страны придает значение твоей собственной жизни и тебе самому. Вся система отношений, нужная народу, чтобы выжить, в те дни общей молитвы была в сущности восстановлена и введена в действие.

Но пока я наблюдал за ходом похорон, в голове у меня мелькали некоторые мысли из более общего плана. Я думал, например, о символизме перевозящего задрапированный флагом гроб орудийного лафета, который тянули семь серых коней, клацающих зачерненными копытами; еще одну лошадь, также с зачерненными копытами, медленно и гордо шагающую рядом с ними, с пустым седлом и развернутыми стременами, вел под уздцы военный. Казалось, я видел перед собой семь призрачных коней мрачного Владыки смерти, явившегося сюда проводить павшего молодого героя в его последнее небесное путешествие, символично пролегающее вверх через семь небесных сфер к пристанищу вечности, откуда он когда-то спустился. Символика этих семи сфер, миф о путешествии души из своего небесного дома вниз к земной жизни и затем, когда земной путь пройден, снова вверх сквозь все семь, существует столько же, сколько сама наша цивилизация. Конь с седлом без всадника и перевернутыми стременами, шагающий рядом с мертвым молодым воином, в древние времена был бы принесен в жертву, сожжен вместе с телом своего хозяина на огромном погребальном костре, символизирующем сияние золотых солнечных дверей, через которые путешествующая душа героя уйдет на свое место в бессмертном зале славы павших воинов. Поскольку, опять же символически, такой конь представляет собой тело и его жизненный путь, а всадник – управляющее телом сознание, они воспринимались как единое целое. И покуда я смотрел на статное кортежное животное, идущее в кортеже без всадника, с зачерненными копытами, я вспоминал легенду о благородном коне Кантака, принадлежавшем молодому принцу ариев Гаутаме Шакьямуни. Когда его хозяин, отказавшись от мира, ускакал прочь в лес, чтобы стать там Буддой, оседланный конь вернулся во дворец без всадника и от горя угас.

Эти древние легенды и предания, конечно, не были известны многим миллионам современников, которые во время похорон своего павшего молодого героя слушали стук копыт в затихшем городе и смотрели на идущего без всадника статного коня с перевернутыми стременами. И тем не менее эти мифы были не просто предпосылками, они перекочевали в подобные военные обряды, и их присутствие работало. Я в этом убежден. Вдобавок ритуал нес эхо другого периода, уже нашей собственной американской истории: орудийных лафетов Гражданской войны и похорон Линкольна, которого тоже убили и точно таким же образом проводили в вечность. Мощь современного обряда была невероятно усилена этими символическими обертонами, возможно, не слышными простому уху, но осознаваемыми всеми душой – в медленном торжественном бое военных барабанов и стуке черных копыт лошадей Царя смерти, раздающихся в абсолютной тишине.