Наталья Иртенина - Традиция и ускользающие смыслы бытия

Вообще, между виртуальностью и системой тотальной государственной повязанности всего и вся (нацизм, социализм), где каждый отвечает за все и ни за что, много общего. Синкретизм питает и то, и другое. И то и другое – следствие болезни разума, гипертрофия его способности к осмыслению мира, недуг, названный Эко «синдромом подозрительности». «Разве не говорил Алье о тяготении к таинственности, переполнявшем собой эпоху Антонинов? А ведь как раз незадолго до того явился некто, заявивший о себе как о сынове Божием, который воплотился и искупает грехи человеческого рода. Что, этого мало? И обещал каждому спасения, достаточно только полюбить ближнего. Мало ли такой тайны?.. И при всем при том эти люди, у которых спасение было, можно сказать, протяни руку, do it youself, – ноль внимания. Потому что: как так, больше нету секретов? Что за разочарование... Тайна Божественной Троицы? Больно плоско, должно же быть что-нибудь посерьезнее под этой тайной» – это из «Маятника Фуко».

«Симуляции идей» (определение Платона) одерживают полную победу над реальностью, навязывая миру свою собственную – виртуальную, иллюзорную, несуществующую – реальность и хаотическую модель универсума.

Собственно, виртуальность – это и есть диктатура симулякров (иллюзорных смыслов и реальностей). Деспотическая власть над душой человеческой, власть, уничтожающая личность, человека в человеке. Абсолютно подчиненный виртуальному процессу – т. е. процессу обмена себя на материальные и нематериальные подделки под смысл жизни, на «концептуальные ценности», – виртуальный человек тотально зависим от своих фетишей (ярких фантиков) и от тех, кто ему эти фетиши поставляет («торговцев ценностями», вроде памятного Саши Бло из романа Пелевина «Generation P»). Бодрийяр назвал этот процесс обмена личности на симулякры – естественным стремлением человечества к всеобщей духовной смерти, к небытию души.

Свобода, о необходимости которой так много и долго говорили, стала всего лишь одной из виртуальных реальностей, пространством личностного небытия, где веют дремучие ветры бессознательного и рыскают в поисках пищи прожорливые, жадные до слабеньких, почти развоплощенных душ архетипы. Словом, либерастический апокалипсис.

Культурная чума общества «после постмодерна» – избыток информации, усугубленный отсутствием в информационных потоках ориентиров, позволяющих отбирать нужное и уничтожать (игнорировать) ненужное и вредное. Потребитель же, не обладающий хотя бы элементарными навыками сознательной фильтрации, целиком поглощается информационной стихией, и не он уже распоряжается информацией, а она вертит им, лишая его «доступа» к самому себе, а тем самым и свободы.

Эко в одном из своих давних интервью провел аналогию между 500-страничным воскресным выпуском New York Times и советской «Правдой». В обеих нужная информация не доступна – из-за хаотического избытка ее в первом случае и цензуры во втором.

Параллель между хаосом и отсутствием свободы здесь просматривается четко. Хаос – не свобода, это тотальная анархия, принципиальный беспорядок, отсутствие любой внутренней структуры и системности, семантический (смысловой) беспредел, при котором сомнению могут быть подвергнуты и смысл (значение), и значимость (ценность) любого элемента этой хаотической антисистемы. Зыбкое существование – почти что призрачное. Быть или не быть тут не спрашивают. Тут быть и не быть – абсолютно равнозначные модусы.

Три-четыре десятилетия назад идея хаоса вошла в моду. Теория хаоса, обосновывающая принципы нелинейного мира, возникнув изначально в сфере естественно-научного знания, затем перекочевала и в гуманитарные разработки, став, в частности, основой философии открытых семиотических систем и «раскрепощения» семиотической методологии. Фундаментальный концепт теории хаоса заключается в признании одновременности возникновения и существования в мире порядка и хаоса, при этом приоритет в развитии принадлежит именно открытым, т. е неустойчивым, неравновесным системам, где преобладает элемент хаоса. Эко, увлекшийся в 60-е гг. идеями случайности и непредсказуемости (к моменту создания «Маятника Фуко», 1988 г., увлечение это претерпело сильные изменения) и разработавший на основе их свою модель (и философию) «открытого произведения», был одним из тех, кто занимался проблемами взаимоотношений культуры и хаоса, выводя их на новый уровень научного осмысления.

В те годы получила широкое распространение и повсеместное признание идея о том, что элемент хаоса необходим культуре в качестве того самого импульса, который дезорганизует систему и в силу этого является ее «вечным двигателем», толкающим ее вперед, к позитивным изменениям и дальнейшему развитию. Например, для Эко общество, не признающее благотворную роль хаоса, в силу чего «мертвой хваткой» «цепляющееся» за «устаревшие», «безжизненные» обычаи, является примитивным и неспособным адаптироваться к изменяющимся реалиям мира. Нетрудно заметить, что под определение «примитивных» при такой постановке проблемы подпадают достаточно консервативные общества, ориентированные на сакральные истины, наследие предков и иррациональные ценности и нормы, т. е. прежде всего традиционные общества. Пространство универсума такого общества (культуры) целиком организовано и структурировано по принципу «древа». И разумеется, беспорядочности (хаосу) ризомы в них просто нет места. Хаос может ворваться туда только извне. Например, в виде красивых лозунгов про свободу, равенство, братство.