Георг Лукач - Исторический роман

Великие писатели XVIII века писали много свободней. Они могли это делать потому, что видели в нравах своего времени нечто само собой разумеющееся и предполагали у читателей такое же простое и непосредственное восприятие. Но и у писателей XVIII века это относится только в композиции в целом, а не к способу изображения отдельных моментов и событий. Эти писатели уже прекрасно понимали, что дело не в экстенсивной полноте описаний, не в перечислении целого комплекса предметов и не в экстенсивной полноте целого ряда событий, образующих в сумме жизнь того или иного человека, а именно в том, чтобы найти и выпукло изобразить человечески и общественно наиболее важные, определяющие черты. Гете, который построил "Вильгельма Мейстера" в несравненно менее драматичной манере, чем манера Вальтер Скотта или Бальзака, стремится все же к возможной изобразительной интенсивности отдельных событий своего чрезвычайно растянутого повествования. Отношение Вильгельма Мейстера к театру концентрируется, например, почти полностью вокруг проблемы сценического представления Гамлета. Об экстенсивном описании театра, об экстенсивно-обстоятельной хронике событий театра Зерло у Гете и речи быть не может.

Таким образом, драматическая сосредоточенность и интенсивность событий у Вальтер Скотта — это вовсе не какая-нибудь небывалая новинка. Это лишь своеобразный итог и дальнейшее развитие важных художественных принципов, выработанных в предыдущий период. Но так как Вальтер Скотт развивал эти принципы во времена большого исторического переворота и делал это в полном соответствии с действительными, потребностями общества, его художественные качества, отнюдь не являясь совершенно новыми, означали, тем не менее, поворотный момент в истории романа. В историческом романе соблазн обстоятельного и подробного описания всех частностей особенно велик. Легко себе вообразить, будто впечатление исторической правдивости может быть достигнуто только таким путем. Однако, это заблуждение, и, например, Бальзак энергично старался его рассеять. В своей критической статье об историческом романе Лятуша "Лео", теперь уже совсем забытом, он писал:

"Весь роман состоит из 200 страниц, на которых рассказано о 200 событиях. Ничто так не изобличает бездарность писателя, как нагромождение фактов… Талант расцветает в изображении причин, порождающих факты, в тайнах человеческого сердца, движениями которого пренебрегают историки. Персонажи романа вынуждены быть умнее, чем исторические персонажи. Первые должны, быть пробуждены к жизни, — вторые жили. Существование последних не нуждается ни в каком подтверждении, как бы ни были странны их поступки, в то время как существование первых, требует общего на то согласия" [8] Balzac. Oeuvres, С. Levy, v. XXIII p. 578. .

Ясно, что чем удаленней от нас какой-нибудь исторический период и условия жизни действующих лиц, тем больше должна быть сосредоточена фабула на том, чтобы представить этот период, эти условия в ясной и пластической форме — без этого своеобразная психология и этика, возникающие из определенных условий, могут показаться только историческим курьезом и не будут конечно восприняты как волнующе-интересный и важный для нас этап в развитии всего человечества.

Задачей исторического романа является не пересказ крупных исторических событий, а воссоздание художественными средствами образа тех людей, которые в этих событиях участвовали. Задача романиста состоит в, том, чтобы мы живо представили себе, какие общественные и личные побуждения заставили людей думать, чувствовать и Действовать именно так, как это было в определенный период истории. И вот оказывается, что для художественного воплощения таких общественных и психологических причин, двигающих людьми, для создания их чувственного, пластического образа великие монументальные драмы мировой истории пригодны гораздо меньше, чем события, по внешности несравненно более мелкие, чем казалось бы, малосодержательные отношения между малоизвестными или даже вовсе неизвестными людьми.

Сначала это звучит, как парадокс; однако, в действительности это, так сказать, один из законов искусства. Бальзак (в своей статье о "Лариской обители" Стендаля) особенно хвалит писателя за то, что для изображения придворной жизни он выбрал мелкое итальянское княжество. В малом масштабе политической и личной борьбы при пармском дворе мы видим почти то же, что содержалось в великой борьбе вокруг Мазарияи и Ришелье, но, говорит Бальзак, Стендаль поступил правильно, избрав местом действия не Париж, а Парму и художественное изображение от этого только выигрывает: политическое содержание пармских интриг может быть легко охвачено и 6 деталях, и в целом, оно может непосредственно, без обстоятельных и длинных разъяснений, стать фабулой романа, и непосредственно выражаться в душевной жизни людей. В противоположность событиям при пармском дворе, политические интриги при дворе Ришелье или Мазарини, если действительно попытаться изобразить их общественную сущность, неизбежно втянут с собой в роман тяжелый и мертвый балласт необходимых объяснений.