Фридрих Ницше - Сумерки идолов или как философствуют молотом

Эти предписания довольно поучительны: в них мы имеем собственно арийскую гуманность в совершенно чистом, в совершенно первоначальном виде, — мы узнаём, что понятие «чистая кровь» является антиподом какой бы то ни было безобидности. С другой стороны, становится ясным, в каком народе увековечилась ненависть, чандальная ненависть к этой «гуманности», где она стала религией, где она стала гением ... С этой точки зрения свидетельством первостепенной важности являются Евангелия; а ещё более — книга Еноха {54} 54 Книга Еноха — апокрифический древнееврейский текст, относящийся ко II в. до н. э. Ср. выписки Ницше из Ренана в ПСС 13, 11 [405]. . — Христианство, имеющее иудейский корень и постижимое лишь как растение этой почвы, представляет собою противоход всякой морали отбора, расы, привилегии: это антиарийская религия par excellence; христианство — переоценка всех арийских ценностей, победа ценностей чандалы, проповедь Евангелия нищим и низкородным, всеобщее восстание всех попираемых, униженных, неудавшихся, пострадавших против «расы», — бессмертная месть чандалы как религия любви ...

По тем средствам, которые мораль выведения породы и мораль укрощения применяют для достижения своих целей, они вполне стоят друг друга: мы вправе в качестве высшего постулата констатировать, что для создания морали нужно иметь безусловно волю к чему-то совершенно противоположному ей. Вот великая, жуткая проблема, которую я преследовал дольше всего: психология «исправителей» человечества. Маленький и, в сущности, скромный факт, факт так называемой pia fraus [28] святая ложь ( лат. ). , дал мне первый подступ к этой проблеме: pia fraus, наследие всех философов и жрецов, которые «исправляли» человечество. Ни Ману, ни Платон, ни Конфуций, ни иудейские и христианские учителя никогда не сомневались в своём праве на ложь. Они не сомневались в совсем других правах ... Формулируя это, можно сказать: все средства, с помощью которых человечество пытались до сих пор сделать нравственным, были совершенно безнравственны . {55} 55 Ср. конец 55 параграфа «Антихриста». —

Среди немцев нынче недостаточно иметь ум: нужно ещё заявить претензию на него, позволить себе быть умным... {56} 56 В черновых вариантах (тетради W II 3 и W II 7) после этих слов следовало: «Среди французов требуется мужество быть немцем».

Возможно, я знаю немцев, возможно, я даже вправе высказать им несколько истин. Новая Германия демонстрирует уйму унаследованных и привитых способностей, так что даже может некоторое время расточительно расходовать накопленное сокровище силы. В её лице достигла господства не высокая культура, и тем более не утончённый вкус или аристократическая «красота» инстинктов, но более мужские добродетели, нежели те, что способна выказать какая-либо другая страна Европы. Здесь много бодрости и самоуважения, спокойной надёжности в общении, во взаимности обязанностей, много трудолюбия, выносливости — и унаследованная умеренность, нуждающаяся скорее в шпорах, чем в тормозах. Прибавлю к этому, что тут ещё повинуются так, что это не унижает повинующихся... И никто не презирает своего противника...

Вы видите, моё желание — быть справедливым к немцам: мне не хотелось бы изменить себе в этом, — стало быть, я должен также сказать, что́ я имею против них. Приход к власти обходится дорого: власть оглупляет ... Немцы — их называли некогда народом мыслителей, {57} 57 Первым, кто назвал немцев «народом мыслителей и поэтов», был, по всей видимости, Карл Музеус (в предисловии к «Народным сказкам» в 1782 г.). — мыслят ли они сегодня вообще? Немцы скучают теперь от ума, немцы не доверяют теперь уму, политика поглощает всю серьёзность, нужную для действительно духовных вещей — «Deutschland, Deutschland über Alles» [29] Германия, Германия превыше всего ( нем. ). {58} 58 Первая строка «Песни немцев», сочинённой в 1841 г. X. Хоффманом фон Фаллерслебеном. , я боюсь, что это стало концом немецкой философии... «Есть ли немецкие философы? есть ли немецкие поэты? есть ли хорошие немецкие книги?» — спрашивают меня за границей. Я краснею, но с храбростью, свойственной и мне в отчаянных случаях, отвечаю: «Да, Бисмарк !» — Разве я могу хотя бы сознаться в том, какие книги нынче читают?.. Проклятый инстинкт посредственности! —