Мигель Унамуно - О трагическом чувстве жизни

«А как же мир? «- спросите вы. Ведь в Евангелии можно найти немало высказываний, еще более недвусмысленно говорящих о мире. Однако мир этот дается в войне, а война - в мире. Это и есть агония.

Можно сказать, что мир это жизнь (или смерть) и что война это смерть (или жизнь) - не все ли равно, что чему уподобить, ведь мир в войне (или война в мире) это жизнь в смерти, жизнь смерти и смерть жизни, то есть агония.

Все это чистейший консептизм {305} 305 Консептизм - одно из основных направлений в испанской литературе 17 в., представители которого выдвигали требование обновления литературного стиля путем обогащения значений поэтического слова, что внешне выступало в осложнении формы, затрудняло непосредственное восприятие их произведений. , скажете вы. Но консептизм - это и Святой Павел, и Блаженный Августин, и Паскаль. Логика страсти это логика консептистская, логика полемическая и агоническая. И Евангелие полно парадоксов, в которых плавятся твердые кости однозначных утверждений.

И сам Христос тоже всегда агонизировал вместе с христианством .

О, как потрясающе трагичны наши распятия, наши испанские Хрисгы! Это культ Христа агонизирующего, но не мертвого. Мертвый Христос уже предан земле, предан миру, мертвый Христос уже похоронен мертвыми, это Христос Святого Гроба Господня {306} 306 Святой Гроб Господень - пещера в саду Гефсиманском, послужившая местом погребения и местом Воскресения Христова, - величайшая христианская святыня, на поклонение которой искони стекаются массы богомольцев со всех концов христианского мира. , Христос, покоящийся в своей могиле. А между тем перед распятием молятся Христу агонизирующему, Христу, который кричит: consummatum est {307} 307 Consummatum est! - Свершилось! (лат.) - предсмертный возглас Христа: «Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: совершилось! и, преклонив главу, предал дух» (Иоанн XIX, 30). . Именно ему, этому Христу, вопящему: «боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» ( Матф ., XXVII, 46), поклоняются те, чья вера агонична, в то время как большинство людей, убедив себя в том, что у них нет никаких сомнений, твердо уверены в своей вере.

Способ жить, бороться за жизнь и жить борьбой, верой - есть сомнение. Я уже писал об этом в другой моей книге, приводя то место из Евангелия, где говорится: «Верую, Господи! Помоги моему неверию» ( Марк , IX, 24). Несомневающаяся вера - мертвая вера.

Но что значит сомневаться? Слово dubitare {308} 308 Dubitare - сомневаться (лат.). имеет корень, общий с многочисленными duo , «два», так же как и duellum , «борьба». Сомнение, скорее паскалианское, нежели картезианское, или методическое, сомнение жизни (жизнь это борьба), а не сомнение пути (метод это путь), - такое сомнение предполагает дуализм боя.

Вере в то, чего мы никогда не видели, учит Катехизис; вера в то, что мы видим (и чего не видим), это разум, наука; и, наконец, вера в то, что мы когда-нибудь еще увидим (или не увидим), это надежда и подлинная вера. Я утверждаю, создаю себе реальность как поэт, как творец, глядя в прошлое, предаваясь воспоминаниям; я отрицаю, теряю веру как резонер, как гражданин, глядя в реальность настоящего; я сомневаюсь, агонизирую, обретаю веру как человек, как христианин, глядя в неосуществимое, нереальное будущее, в вечность.

Итак, на моей родине, в Испании, в моем испанском народе, народе агоническом, полемическом, есть культ агонизирующего Христа; но есть также и культ Девы всех Печалей, Девы Скорбящей, сердце которой пронзают семь кинжалов. Это совсем не то же самое, что культ итальянской Pieta . Здесь поклоняются не столько Сыну, покоящемуся на коленях у Матери, сколько самой Деве Матери, которая в муках агонизирует вместе с Сыном, сжимая его в своих объятиях. Это культ агонии Матери Христа.

Но есть еще и культ Младенца Иисуса, Спасителя Мира, культ рождества Спасителя и культ Девы, дающей жизнь и кормящей свое Дитя.

На всю жизнь запомнилось мне одно богослужение, на котором довелось побывать в 1922 г. Это было в день Святого Бернарда, в одном траппистском монастыре, расположенном неподалеку от Паленсии. Монахи пели торжественные гимны Богоматери в ее храме, освещенном воском бесполых пчел. В верхней части главного алтаря возвышалась не представлявшая особой художественной ценности икона с изображением Пресвятой Девы Матери, облаченной в голубые и белые одежды. На этой иконе она была запечатлена, видимо, сразу же после ее визита к родственнице своей, Святой Елисавете {309} 309 Лука I, 39-56 , и накануне рождества Спасителя. Простирая руки к небу, она, казалось, хочет взлететь вместе со своим сладчайшим и трагическим бременем: Словом Неизреченным. Монахи - молодые и старые, едва достигшие родительского возраста и давно миновавшие его - наполняли храм пением литании.