Борис Жуков - Дарвинизм в XXI веке

Аналогичные построения известны также в арабо-мусульманской и китайской натурфилософских традициях, причем если первая, возможно, тоже восходит к трудам Аристотеля, то вторая совершенно оригинальна.

Возможно, на этом месте некоторые читатели решат, что автор противоречит сам себе: не раз подчеркнув в предыдущих главах, что считать дарвиновскую эволюцию «чисто случайной» — грубая ошибка, он теперь уподобляет эволюцию видов хаотическому движению молекул газа. Прошу таких читателей обратить внимание: в нашей модели эволюционные траектории видов рассматриваются как случайные только по отношению к оси «простота — сложность». Такое рассмотрение вполне корректно, если допустить, что полезность того или иного изменения у каждого конкретного вида в общем случае никак не зависит от того, является ли это изменение усложнением, упрощением или никак не меняет сложность строения данного существа. А это допущение, в свою очередь, вытекает из предположения, что дарвиновский эволюционный механизм безразличен к усложнению-упрощению (опять-таки в общем случае).

Такая трактовка «тенденции к прогрессу» приходила в голову многим авторам — не только профессиональным биологам, но и другим людям, всерьез размышлявшим о проблемах эволюции (в частности, автору этих строк). Насколько можно судить, первым ее публично высказал в 1970 году известный биолог-эволюционист, один из создателей социобиологии Джон Мэйнард Смит. (Благодарю А. В. Маркова за указание на этот источник.)

Так, например, «крестный отец» СТЭ Джулиан Хаксли в 1959 году ввел в научный обиход понятия «града» и «клада». Града по Хаксли — это группа организмов, достигших (хотя бы и независимо друг от друга) определенного уровня организации , в то время как клада — группа организмов, связанных общностью происхождения (в которую могут входить существа, обладающие разным уровнем организации). «Рептилии» — это града, поскольку разные ветви этой группы приобрели характерные «рептильные» черты независимо (по крайней мере, так считают многие зоологи и палеонтологи), а вот, например, «архозавры» — группа, включающая крокодилов, динозавров и птиц, — это клада, все члены которой связаны друг с другом более тесным родством, чем любой из них с другими существами.

Речь, конечно, идет о стабильных сдвигах в геологическом масштабе времени. Кратковременные явления — например, периодические вспышки, при которых численность того или иного вида в данной местности возрастает многократно, но затем так же быстро падает до прежнего или даже гораздо более низкого значения, — не могут считаться проявлениями биологического прогресса.

В трудах ученых, развивавших подход Северцова, можно встретить и другие термины для обозначения этих модусов: ароморфоз может называться арогенезом или анагенезом , дегенерация — катаморфозом или катагенезом , идиоадаптация — алломорфозом, аллогенезом или кладогенезом . Некоторые авторы называют «ароморфозами» конкретные морфофизиологические изменения, ведущие к усложнению строения организма, а «арогенезом» — сам процесс прогрессивной эволюции (другие пары терминов они разграничивают аналогичным образом). Но мы здесь и далее будем по возможности придерживаться оригинальной терминологии А. Н. Северцова.

Интересно, что при обсуждении проблемы прогрессивной эволюции в северцовских категориях переход предков птиц и насекомых к активному полету традиционно рассматривается как пример несомненного ароморфоза, в то время как аналогичная эволюция предков рукокрылых и птерозавров ароморфозом не считается.

В фольклоре евреев-ашкенази жители города Хелема играют примерно ту же роль, какую в традиционном русском фольклоре играли пошехонцы, а в позднесоветском — чукчи.

При всем уважении к Любищеву позволим себе ему не поверить. Дело в том, что Александр Александрович, в самом деле будучи человеком нерелигиозным, всю жизнь был убежденным платоником — сторонником представления об объективном существовании идей независимо от их материальных воплощений и от их присутствия в сознании людей и о способности идей организовывать материю, воплощаясь в нее. Для приверженца такой философии дарвинизм, демонстрирующий возможность формирования сложных и совершенных структур без всякой заранее заданной идеи, абсолютно невыносим.