Борис Жуков - Дарвинизм в XXI веке

Правда, как и в случае с панспермией, это не снимает вопроса о том, как возник тот или иной ген, а просто относит ответ на этот вопрос к другому объекту.

Область профессиональных интересов М. Шермана — исследование биохимических особенностей раковых клеток.

«Автор предлагает читателям мысль, что „лишние гены“ — это, на самом деле, не лишние гены, а просто они у этих организмов выполняют какую-то другую функцию. Что и говорить, это весьма мощная мысль. По степени наполненности информационным содержимым — примерно равная гаданию на кофейной гуще», — иронически пишет один из наиболее интернет-активных российских сторонников «теории разумного замысла», пытаясь защитить гипотезу Шермана от справедливой критики. Вероятно, по его мнению, эволюционно мыслящие ученые, едва обнаружив характерную последовательность нуклеотидов там, где никто не ожидал ее найти (или прочитав об этом в чужой работе), должны тут же, без дополнительных исследований определить, каковы ее функции в этом организме. Конечно, такое представление о безграничных интеллектуальных возможностях эволюционистов (тем более — в устах их непримиримого оппонента) очень лестно и граничит уже с их обожествлением. Но трудно избавиться от подозрения, что если бы априорное предположение о функциональности обнаруженного гена говорило бы в пользу «теории разумного замысла», тот же автор расценил бы его как «проверяемое предсказание». В способности делать которые он и его единомышленники эволюционной теории решительно отказывают (см. главу 20).

Когда зародыш плацентарного животного имплантируется в стенку матки, в организме матери появляются характерные признаки воспалительной реакции. Затем, после завершения формирования плаценты, симптомы воспаления исчезают, но в самом конце беременности воспалительная реакция вдруг возобновляется, приводя к отторжению плаценты и тем самым запуская процесс родов. У сумчатых, не имеющих плаценты, практически все взаимодействие материнского организма с зародышем после его прикрепления к стенке матки представляет собой обычную воспалительную реакцию. Эта фаза беременности у них чрезвычайно коротка — например, у американских опоссумов она длится меньше двух суток.

Николя Леонар Сади Карно (1796–1832 гг.) — выдающийся французский физик, один из основателей классической термодинамики, первооткрыватель закономерности, названной впоследствии Вторым законом термодинамики.

Гетеротрофы — живые организмы, неспособные самостоятельно синтезировать органические вещества из неорганических.

Некоторые микроорганизмы способны синтезировать органику за счет других, не связанных с Солнцем источников энергии: тепла земных недр, радиоактивного излучения и т. д. Оценки того, насколько велик вклад этих источников в общий энергетический баланс биосферы, весьма различны, но известно, что существуют довольно богатые и сложные экосистемы, основанные целиком на них (например, экосистемы, сложившиеся вокруг «черных курильщиков» — гидротермальных выходов на дне Мирового океана). Но и эти экосистемы, и все составляющие их организмы — системы безусловно открытые.

Так, в 1983–1984 годах советский физик Юрий Климонтович сформулировал и доказал так называемую S-теорему, описывающую снижение удельной (отнесенной к заданному значению средней энергии) энтропии системы по мере удаления от равновесного состояния. S-теорема Климонтовича — аналог знаменитой Н-теоремы Больцмана (устанавливающей неизбежность возрастания энтропии) для открытых неравновесных систем.

То, что Рауль приписывает дарвинизму тезис, за отсутствие которого эту теорию десятилетиями и веками критиковали другие ее оппоненты, само по себе производит странное и смешное впечатление. Невольно вспоминаются известные строки Игоря Губермана о том, за что осуждают евреев — «…за то, что еврейка стреляла в вождя, за то, что она промахнулась». Но еще удивительнее то, что для опровержения этого приписанного дарвинизму тезиса Рауль приводит только… данные о размере генома у разных групп организмов, рассматривая эту величину именно в качестве меры сложности! При этом он никак не обосновывает связь между размером генома и сложностью организма и даже не обсуждает тот известный факт, что геномы хвостатых земноводных в 7–10 раз, а геномы растений семейства лилейных — во многие десятки раз превышают по размеру человеческий. И следовательно, по логике Рауля, человек в 10 раз проще саламандры и почти в 50 раз проще японского вороньего глаза! Такую «избирательную слепоту» у столь компетентного автора трудно объяснить чем-либо, кроме крайней предубежденности.