Патрик Уайт - Фосс

– Интересно, что за развлечение подготовила для нас миссис Рэдклиф? – поинтересовался член Законодательного собрания у своего ближайшего окружения.

Мистер Рэдклиф упрекнул бы Прингла за вольность, если бы не презирал его до глубины души. Также ему стало крайне тревожно из-за чувства собственной уязвимости, которое он всегда испытывал в присутствии кузины своей жены. Он все еще ненавидел Лору Тревельян.

Белла Рэдклиф расхаживала между гостями, и вдруг ей вздумалось пояснить для тех, у кого это вызывало особую досаду:

– Сегодня я пригласила вас всех потому, что ценю каждого за некое особенное качество. Разве не приятно обнаружить и оценить его в других гостях, благодаря чему мы сможем быть так счастливы вместе в этом прелестном доме?!

Весьма странное заявление.

Двери и окна стояли распахнутыми настежь, и внутрь лилась синяя ночь. Два малыша с довольными личиками уснули на диване с прямой спинкой, и сны их, очевидно, наполняло особое блаженство. Несколько гостей подобрее отозвались на речь хозяйки, бормоча, как мило и весело все задумано, однако большинство тут же вернулось к своим разговорам и перемыванию косточек ближнему.

Среди джентльменов беседы велись главным образом о спасении одичавшего белого человека, единственного выжившего из экспедиции, которую возглавил тот сумасбродный немец двадцать лет назад. Человек якобы прожил все эти годы в племени аборигенов, и недавно его привезли в Сидней, где он присутствовал на церемонии открытия памятника в самый день приема у миссис Рэдклиф.

Теперь все пытались пробиться к мистеру Сандерсону из Рейн-Тауэрс и полковнику Хебдену, которые оба посетили церемонию.

– Он самозванец? – спрашивали одни.

– Все это выдумки, некоторым лишь бы дискредитировать правительство за медлительность в освоении новых земель! – утверждали другие.

Мистер Сандерсон лишь улыбался и повторял, что человек действительно побывал в той экспедиции и он знаком с ним лично. Заверения старого скотовода, смущенного собственным великодушием и размахом приема, вызывали у гостей раздражение. Полковник Хебден выглядел настолько отстраненным и, соответственно, неприступным, что уподобился статуе из камня или металла, и люди вполне могли бы излить свою злобу на мистера Сандерсона, если бы кое-что не произошло.

Прибыла мисс Тревельян, директор школы, изрядно припозднившаяся в связи с кое-какими административными делами. Простое черное платье ничуть не отвлекало внимания от выражения ее лица, и мнения гостей тут же разделились. Когда она вошла в комнату, некоторые леди, сверкая и бряцая драгоценными камнями, прервали витиеватые беседы и приветствовали ее с преувеличенной умильностью. Затем, раздосадованные своими проступками, которых за жизнь накопилось немало, и желая хоть как-нибудь самоутвердиться, они принялись обсуждать ее внешность, едва женщина отошла.

– Разве она не чересчур проста? Бедная Лора далеко не красавица. Да еще такое учудила! Мало того что ей вздумалось стать школьной учительницей, она посмела заявиться на прием к Белле в столь ужасном платье!

Мисс Тревельян обменивалась приветствиями с теми, кого узнала. Лицо ее было совсем белым. Склонив голову набок, она бормотала с легкой дрожащей улыбкой, которая могла скрывать как мигрень, так и силу духа:

– Уна, Чэтти, Лиззи. Рада видеть в добром здравии, Элинор.

– Кто эта дама, перед которой все приседают? – спросил мистер Ладлоу, английский гость, рекомендованный Рэдклифам их другом.

– Это мисс Тревельян. Сейчас я вам все про нее расскажу, – вызвался спутник англичанина.

То был сам доктор Килвиннинг, и ему пришлось поспешно отвернуться, потому что предмет их интереса как раз проходил мимо.

Знаменитый доктор, разряженный еще более роскошно, чем прежде, затаил обиду на мисс Тревельян, ведь благодаря ей некогда угодил в затруднительное положение, в его чрезвычайно успешной практике случавшиеся крайне редко.

– Я вам больше того скажу, – громко зашептал он, стоя лицом к стене. – Она была как-то связана с немецким исследователем, о котором только что говорили.

– Какая скука! – прогоготал мистер Ладлоу, презиравший любые проявления колониальной жизни. – А девица с ней рядом?

– Ее дочь, – прошептал доктор Килвиннинг, все еще в стену.

– Отлично! – расхохотался англичанин, успевший угоститься в банкетном зале. – Миловидная и пухленькая. Не то что мать.

Люди, узнававшие Лору Тревельян благодаря ее связям и заслугам дядюшки-торговца, вовсе не считали нужным принимать Мерси. Они встречали ее равнодушными улыбками, отводя взгляды. Привыкнув к этому, девушка шла, низко опустив голову, с выражением некоторого смирения на лице. Мерси неотрывно смотрела в ту точку на спине матери, куда враги могли нанести удар.