Патрик Уайт - Фосс

Стараясь сдерживать свое ароматное дыхание, доктор Килвиннинг предложил на следующий день пустить мисс Тревельян кровь. Он двинулся к выходу, и плохо подогнанная дверца шкафа задребезжала, нарушая тишину. Несмотря на то что мебель была неважнецкая, миссис Боннер действительно любила племянницу, чью комнату обставляла сама.

Весь вечер супруги трепетали, как листья пальмы на ветру.

Больная временами вела себя настолько разумно, что ее галлюцинации казались ужасными вдвойне, когда она решала ими поделиться.

– Думаю, будет лучше, – объявила Лора, – если я больше не увижу Мерси. Напоследок. То есть утром, перед тем как она уедет. Приглядите, чтобы завтрак подали легкий, тетя, чтобы ее не растрясло в дороге. И оденьте ее потеплее, во что-нибудь такое, что можно снять, когда станет жарко.

Потом:

– Вы приглядите за этим, тетя? Не забудете?

– Нет-нет, – заверила миссис Боннер, вступив в самую ожесточенную схватку с собственной совестью.

Желая глотнуть воздуха или просто развлечься, она подошла к окну и отдернула шторы. Обычно ее занимали дела сугубо житейские, и она редко обращала внимание на небо, но тут небо предстало прямо перед ней – в высшей степени внушительное, сочного темно-синего цвета. Или даже черного. Оно было черным как вода в колодце, и тело миссис Боннер не вынесло подобного зрелища. Однако восхитительная россыпь звезд порадовала ее как ребенка. Еще она заметила любопытный феномен. Проследив взглядом за широкой полосой света, миссис Боннер почти отважилась поверить, что она выведет ее из состояния мучительного смятения.

– Взгляни-ка, Лора! – позвала она, придерживая шторы, и глаза ее увлажнились. – Что за удивительное зрелище!

Она стояла, услужливо прижавшись к оконной раме в надежде, что больная увидит, всего лишь повернув голову.

– Неужели ты не хочешь взглянуть, Лора? – взмолилась она.

Лора Тревельян снова лежала с закрытыми глазами.

– Я уже видела, – ответила она.

– Глупышка, я ведь только что раздвинула шторы!

– Там комета, – проговорила Лора. – Она нас не спасет. Разве что даст передышку. В этом и заключается самое ужасное: ничто нельзя остановить, если оно пришло в движение…

Когда мистер Боннер вернулся, его супруга все еще держалась за беззащитную штору.

– Ах, – вздохнул он, и в глазах его тоже мелькнула надежда спастись, последовав за небесным светом, – вы уже видели комету, о которой все только и говорят. Вроде бы ее можно будет наблюдать несколько дней.

– Я как раз пыталась показать ее Лоре, – заметила миссис Боннер.

– В отсутствие официального астронома наблюдения за ней записывает мистер Уинслоу, – сообщил торговец, – и он отправит их в Англию первым же пакетботом.

Пожилые супруги смиренно стояли и наблюдали за историческим событием. В сиянии кометы они уменьшились до двух черных точек, а свет все лился, делался ярче и наполнил всю комнату, так что даже Лора Тревельян, укрывшаяся за сухой скорлупой своих век, купалась в прохладном потоке звезд.

Ближе к концу дня, когда край горизонта снова стал отчетливо виден и из пыли проступили очертания высоких скал, они достигли дальнего конца равнины. Отряд медленно приблизился к складкам серой земли, и его поглотила расщелина с растущими неподалеку тремя или четырьмя серыми, чахлыми, но живыми деревцами, и тогда им открылось самое приятное зрелище из всех возможных – лужайка, похожая на неровный кусок выцветшего зеленого плюша.

Животные тотчас оживились. Сухие ноздри лошадей, с трудом передвигавших ноги, увлажнились, тусклые глаза обрели естественный блеск. Из горла стали вырываться бархатные звуки.

Здесь, о чудо, была вода!

Последовала свалка: животные со стонами устремились вперед, и всадникам едва удалось удержаться в седлах, то ли благодаря удаче, то ли по наитию. Черные громко хохотали и сновали между лошадьми, пытаясь их усмирить, однако вскоре сдались и просто смеялись или почесывались. После тягот пути и волнения из-за встречи с белыми им уже не было особого дела до происходящего.

Продолжение жизни взяли на себя их женщины-муравьи, которые засновали по пыли, вплетая в нее нити тропинок, занялись ритуалами огня и воды, принялись вытряхивать змей и ящериц из своих отвратительных ридикюлей, повесили жадно сосущих детей на свои длинные и пыльные груди. По крайней мере, на тот момент создалось впечатление, что черные мужчины созданы лишь для ночи.

Что касается белых мужчин, пораженных подобной суматохой, то они позволили отвести себя в сторонку и смотрели, как руки или же проворные черные птицы плетут над ними крышу из мелких веток. Вскоре они оказались в клетке, за которой стрекотали голоса. Судя по всему, там шел некий спор. Одни черные были за, другие возражали, одни просто устали, другие сияли от воодушевления и ожидания.