И тогда он сдернул шляпу и сунул в седельную сумку.
Тотчас же спутанные волосы заструились на ветру, обнажив бледный лоб, и Лемезурье почувствовал, как с него свалилась часть людского бремени. Ветер врывался в рот и спускался по чуткой трубке горла, пока не овладел им окончательно; сердце стало громом, изорванные нервы молний исходили из его собственного тела.
Он успел доехать до дальнего края хребта, начать спуск и запеть песню угнездившейся в нем бури, и тут пошел дождь: сначала захлестал отдельными струями, потом разом хлынули холодный серый свет и твердые капли, погрузив всадника в свое таинство, и тот растекся, побежал ручьями, впитался в уста земли, то замедлялся, то ускорялся, но снова и снова зачем-то становился одним целым, подчиняясь мощи чужой воли.
Ангус и Тернер, которые заползли под каменный уступ, образующий неглубокую, неудобную пещерку у подножия горы, выглянули наружу и в сумерках увидели на склоне Лемезурье. Они окликнули его, и Фрэнк направил к ним свою осторожно ступавшую кобылу.
Лица троглодитов блестели, как и скалы вокруг, потому что они промокли, не успев добежать до укрытия. У посланника, проехавшего сквозь тучи, их человеческая природа вызвала чувство гадливости. Овцы сбились в кучу и ежились от дождя, причем многие выглядели так, словно уже никогда не поднимутся. Козы льнули к скалам и кустам, чрезвычайно возмущенные проливным дождем.
Лемезурье передал послание, не спешиваясь.
– Стреножь свою клячу и давай к нам, Фрэнк! Тут хорошо, а утром поможешь доставить баранину в лагерь.
Благодаря каменной крыше и кучке сравнительно сухих веток погонщикам удалось развести небольшой костерок и начать поджаривать черствые лепешки и обрезки волокнистого мяса под аккомпанемент треска сучьев. Судя по глазам, они были совершенно счастливы, но лишь по человеческим меркам, поэтому Лемезурье, которому иногда доводилось приобщиться к бесконечности, не пожелал вступить в их круг.
– Нет, – ответил он, – я поеду обратно.
– Ты сбрендил! – прокричал Ангус, который научился лелеять свою ограниченность как явное доказательство здравого ума.
– Там темно! Ты свернешь себе чертову шею! – завопил Тернер, надеясь, что предупреждение только подтолкнет Лемезурье.
Снова сверкнула молния. Зеленый всадник посмотрел на лица двуногих скотов в каменной конуре. Поскольку ветер и дождь говорить не давали, он не стал ничего отвечать и развернул тощую лошадку. Лемезурье не знал, как обращаться к этим особям, в душах которых читал без труда, – слишком они его ужасали.
В начале подъема сквозь зубчатые скалы кобыла жалобно заржала, но преисполнилась надежды. Всадник отпустил поводья и доверился ей. К этому времени он заметно понурился, потому как настолько крепко привязался к своей земной оболочке, что не смог вырваться и воспарить до вершины бури. К нему присоединился Фосс и незримо шел с ним рядом, высмеивая Лемезурье за его неудачи, за неспособность разъять скалу и открыть последнюю тайну. «Фрэнк, говорю тебе, – произнес наставник, – ты преисполнен галлюцинаций интеллектуального толка, пожалуй, я мог бы посодействовать тебе, кто так любит знание, приходящее с владычеством над каждым иллюзорным миром, то есть духовную силу; в самом деле, как ты, наверно, догадываешься, азъ есмь азъ есмь азъ есмь…»
Однако молодой человек приобщился к такому разгулу стихий, а потом еще и собственных чувств, что не смог уловить божественное Слово – он услышал лишь раскат грома, исходящий от восковых барабанов. Пытаясь избавиться от оцепенения, он тряс головой до тех пор, пока не зазвенело в ушах.
Фосс ухмылялся. Всадник видел его губы, потому что дождь свернулся и отступил во внешнюю темноту. Вокруг раздавались только вздохи ветра, и на небо выплыла прелестнейшая из галлюцинаций – луна. Диск ее вращался, исчезал и появлялся вновь, разрезая белые мятущиеся космы облаков.
На краю гряды кобыла замерла, покачиваясь, и подняла голову. Потом низринулась туда, где, как она знала, находится реальность. И в этот промежуток времени руки Фосса и всадника соприкоснулись на верши- не, из глазниц и ртов хлынули отблески тления и лунный свет, и души их соединились на фоне покоренных реальностей.
Итак, подобное идет к подобному и будет спасено или же проклято. Спускаясь по склону, молодой человек придумал стихотворение, в котором шелковистое зернышко, упавшее на Млечный Путь с Луны, воскресло благодаря Солнцу, возложившему на него руки. Его ладони с подозрительно распухшими костяшками весьма созидательны, если только отважишься принять их благословение. Один отважился и сразу понял, что мир огня и мир льда – это все тот же мир света; и тогда впервые за всю историю озарилась третья, темная планета.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу