Патрик Уайт - Фосс

Белла рассмеялась, и Лора вспыхнула.

– Скромное имя, – заметила Белла.

– Мерси – и все? – спросила Лора.

– Все, – повторила Роуз.

Она откашлялась. Она опустила взгляд. Лучше бы ее оставили в покое…

– Я так и вижу Мерси в сером! – мечтательно пропела Белла.

Будущее представлялось ей прекрасной мечтой.

– Возьми-ка Мерси ненадолго, Роуз, – предложила Лора, протягивая ей сверток с ребенком.

– С вами ей лучше, мисс, – бесстрастно проговорила женщина и добавила: – Вы друг другу подходите.

И в самом деле, казалось, эта женщина с посеревшей кожей не имеет с розовым младенцем ничего общего. У Лоры защемило сердце.

– А вдруг люди станут смеяться над Мерси? Давай-ка дадим ей второе имя. К примеру, Мэри?

– Подумаешь, люди! – ответила Роуз.

И тогда Лора поняла, что страдать от насмешек и порицаний придется ей.

Во время их разговора Белла несколько смягчилась, обнаружив, что Мерси – презабавное создание.

– Бедняжка наглоталась воздуха! Давай ее сюда, Лолли! – настаивала она.

– Значит, пусть будет Мерси. Я попрошу дядюшку договориться с мистером Пламтоном, – пообещала Лора. – Тянуть с крестинами ни к чему.

– Спасибо, мисс, – сказала Роуз.

Так все и устроилось.

Однако в то утро, когда Мерси нарядили для крестин, мать все не появлялась. Лора решила, что она проспала, отправилась будить свою горничную и обнаружила, что той больше нет…

Роуз Поршен отвернула лицо в сторону. Кровавая слюна запачкала подушку, потемневший язык уже окоченел… В самом деле, это бедное животное пережило свое последнее унижение. В результате девушка с приколотыми на груди розами, которая вбежала в комнату запыхавшись, светясь в предвкушения таинства, и сама пожелтела от горячего дыхания смерти. Лора растирала ей руки, стоя у кровати. Лора давилась рыданиями и трогала бедные, еще живые волосы мертвой женщины, своей подруги и служанки.

Как и положено, крестины Мерси отложили. Вместо них через пару дней ее мать похоронили в Сэнд-Хиллз, и к кладбищу Боннеры добирались на своей карете и нанятой пролетке, чтобы поместились и благодарный мистер Пламтон, и Касси, которой вспомнилась родная Ирландия, и юная Эдит, ради такого случая спрятавшая красные натруженные руки под первыми в своей жизни перчатками. Скорбящие пахли свежим крепом, предоставленным магазином на Джордж-стрит, и напитками, принятыми для подкрепления сил самыми слабыми из них. Эти печальные запахи вскоре рассеялись среди выжженных солнцем зарослей плюща и бирючины у ворот кладбища, где вдобавок стояла урна с полудюжиной гниющих яблок. Шагать по сыпучей почве было чрезвычайно нелегко, особенно женщинам, чьи каблуки тонули в песке, и платья волочились по земле самым неприятным образом. Временами обычно не знавшей устали Белле казалось, что они не движутся вовсе, а торговец, поддерживавший удрученную супругу, опасался, что солнце того и гляди прожжет дыру в его спине. Что же касается миссис Боннер, то она действительно страдала, причем умершая служанка печалила ее в меньшей степени, чем давящее присутствие Смерти; взбираясь вверх по сыпучему склону, женщина вспоминала всевозможные болезни, унесшие ее родственников и друзей, и Смерть взобралась ей на плечи и ехала, невзирая на чувства леди.

Для могилы Роуз Поршен, бывшей каторжанки, выбрали довольно отдаленную часть кладбища, но, как утешил мистер Пламтон, со временем территория будет освоена. Они с трудом побрели к яме, возле которой росло деревце с начисто объеденной насекомыми или же сорванной ветром листвой, обнажившееся до своей основной формы, то есть до скелета.

Теперь, когда они стояли у могилы и солнце с ветром бились за обладание их черными одеждами, именно Лора Тревельян осознавала происходящее яснее всех. Яркий новый ящик опускали вниз, он раскачивался и бился о края ямы. Потом раздался глухой удар, хлынул песок – отповедь всем тем, кто упорствуют в своем высокомерии в течение жизни. Наблюдавшая за этим девушка отбросила с лица горькую прядь, прижатую ветром к губам. Сквозь заколоченную крышку ей виделось ужасное тело мертвой женщины – с неподвижными ноздрями и высеченными из камня руками, сложившими с себя все обязанности. Что же будет с ее собственной, полной надежд душой, что будет с нежной розовой плотью ребенка? Каждая безжалостная песчинка подсказывала девушке, что ее радостные дни, по сути, всего лишь иллюзия.

Пока молодой священник сыпал словами, по небу катились огромные тучи синюшного цвета, направляясь к океану. Воздушные потоки метались и закручивали их вихрями, земля утратила твердость, и скорбящим пришлось пригнуть головы и покрепче упереться слабыми ногами, чтобы удержаться на месте.